Из главы «Послания Митрополита Кирилла».
Самым выдающимся из иерархов Русской Православной Церкви после смерти Патриарха Тихона, был, без сомнения, Митрополит Кирилл Казанский. Избранный Патриархом Тихоном первым из трех Местоблюстителей, он также был избран большинством (72-мя) из находившихся в то время на свободе архиереев, при неудавшейся попытке выбрать в 1926 году, с помощью тайного сбора подписей, нового Патриарха (такая попытка действительно была осуществлена: видя, что созвать Собор для выбора Патриарха советская власть не позволяет, находившиеся в то время еще на свободе архиереи Русской Церкви решились на такое избрание, прибегнув к тайному письменному опросу. В итоге большинством голосов Патриархом был избран Митрополит Казанский Кирилл, один из назначенных Патр. Тихоном Местоблюстителей Патриаршего Престола. Такие выборы Первоиерарха в условиях гонений Церковь допускает, т.ч. фактически свщмч. Кирилл был последним канонически избранным Патриархом Русской Церкви. К сожалению, в этом тайном письменном голосовании принимал участие и митр. Сергий. Вскоре эти списки стали известны ГПУ, и все участники тайного Собора были арестованы и получили различные сроки заключения, в т.ч. и Митр. Кирилл. Расчистив, таким образом, путь к власти в Церкви, митр. Сергий незаконно присвоил себе власть Первоиерарха Русской Церкви и начал активно и открыто сотрудничать с ГПУ. Всех, несогласных с узурпацией власти и его "новым курсом", митр. Сергий подвергал прещениям, а советская власть арестам и расстрелам как «политических преступников и контрреволюционеров» – прим. Ред. «ЦВ»).
Поэтому естественно, что после выхода в 1927 году сергиевской Декларации все с нетерпением ждали мнения Митрополита Кирилла об этом документе и о "новом курсе" митрополита Сергия… В письме своему другу Епископу Дамаскину (Черниговскому и Глуховскому, основателю Катакомбной Церкви на Украине – прим. Ред. «ЦВ»), и еще больше в последующей переписке с митрополитом Сергием и другими архиереями вплоть до 1934 года, Митрополит Кирилл высветил наиболее ясно, чем кто-либо другой из архиереев того времени, экклезиологическуюприроду заблуждения митрополита Сергия. Его замечания о природе церковного единства и единомыслия, о необходимости отвергнуть канонический легализм в Церкви, по вопросу о разрыве общения и о наличии или отсутствии благодати в Московской Патриархии и у тех, кто отделяется от нее, остаются весьма авторитетными и важными и в наши дни. (Стр.242)
Заключение к главе «Послания Митрополита Кирилла».
Дошедшие до нас послания Митрополита Кирилла касаются одного и того же вопроса: канонического положения митрополита Сергия в Русской Церкви. Но их значение выходит далеко за пределы вопроса о канонической "правоте" или "неправоте". Ведь каноны были созданы, чтобы навести порядок среди христиан, а не загнать их в смирительную рубашку легализма. Таким образом, послания Митрополита Кирилла, исполненные сознания этого, служат для нас руководством в трудных ситуациях, а зачастую и безпрецедентных условиях, в которых пребывает Православие в ХХ веке. Апостасия нашего времени, уникальная по масштабам отступления во всей истории христианства, совершается, прежде всего, не посредством ложных учений и канонических нарушений, но скорее через ложное понимание Православия теми, кто по своему догматическому учению и каноническому положению могут быть даже вполне православными. "Правильное православие", лишенное духа истинного христианства, - вот смысл сергианства, бороться с которым невозможно ни называя его ересью, каковой оно (в строгом смысле) не является, ни выяснением его канонических нарушений, которые суть нечто случайное по отношению к чему-то гораздо более важному.
К сожалению, мало кто способен понять это в наше время обманчивого упрощенства. Митрополит Сергий сам, несмотря на свою репутацию богослова, не мог понять смысла позиции Митрополита Кирилла, являющейся ничем иным, как сбалансированным «царским путем» православной умеренности между крайностями обновленчества и сергианского легализма с одной стороны, и чересчур резкими обвинениями сергианской ереси и в безблагодатности с другой. Эту позицию тем более важно уяснить, п. ч. ситуация в Греческой Церкви в ХХ веке весьма схожа с Русской: календарная реформа тоже не заключала в себе ни ереси, ни (вначале) канонических преступлений, и отрицание благодати в Таинствах как ново-, так и старостильников служило лишь к разжиганию духа фракционности и отсекало всякую возможность воссоединения тех, кто сохранял верность преданию, и тех, кто против своей воли так далеко последовал за реформаторами. Митрополит Кирилл пошел на создание отдельной церковной организации с большой неохотой, и сделал это не потому, что верил, что он и его последователи одни и образуют Истинную Церковь, но единственно с целью избежать зависимости от тех, чье исповедание Православия было скомпрометировано, хотя бы они даже и оставались пока еще частью той же Церкви. Сегодняшняя позиция Русской Церкви Заграницей по отношению к другим русским юрисдикциям идентична кирилловской по отношению к сергианскому синоду, и ее отношение к остальным Православным Церквам свободного мiра развивается в том же направлении, хотя общение с ними формально еще не прервано. Так что проповедь умеренности Митрополита Кирилла все еще весьма приложима к потребностям наших дней.
Важное различие, проводимое Митрополитом Кириллом между истинными таинствами сергианского духовенства и «узурпацией священнодействий», проявившихся в таких актах, как сергиевы запрещения и отлучения несогласных с его «новой церковной политикой» - имеет также фундаментальное значение для нашего времени. "Буквальным" применением канонов, столь строго осуждаемым Митрополитом Кириллом, нельзя уяснить это различие, а посему можно оказаться в положении может быть и "легально правильном", но в то же самое время глубоко нехристианском - как если бы христианская совесть принуждалась слушать любое распоряжение церковных властей, лишь бы эти власти были строго "каноничными". Такое слепое понимание послушания ради послушания - одна из главных причин успеха сергианства в нашем столетии, как внутри, так и вне Московской Патриархии. Конечно же, христианская совесть не приемлет прещений, сделанных церковной властью под политическим или иным нецерковным давлением (будь то турецкого султана на Константинопольскую Патриархию в прошлом, или коммунистических властей на Московскую Патриархию в наше время), но заключать из этого, что все Таинства таких Церквей тем самым безблагодатны - есть род экклезиологического легализма.
Послания Митрополита Кирилла являют с возможной ясностью ту истину, что закон и учение Церкви Христовой невозможно свести к некоему бездушному "послушанию". Катакомбная Церковь в России до сего дня (насколько нам известно), вместе со свободной Русской Заграничной Церковью не отрицает таинства Московской Патриархии, но и не поддерживает с ней общения. Таким образом, они не участвуют в нехристианских деяниях, совершенных во имя "православия" московским руководством под давлением коммунистов, но в то же время не лишены солидарности с исповедниками в Московской Патриархии, с коими полное каноническое общение невозможно лишь из-за их политизированного апостасийного руководства.
И, наконец, акцент Митрополита Кирилла на единомыслии шествующих по пути истинного Православия указует нам наш путь сегодня. Лидеры "мiрового православия" проводят разрушительную политику обновленчества и апостасии, но было бы рискованно и самонадеянно пытаться определить ту точку, за которой они, и особенно их невольные последователи, покинут Православие без надежды на возвращение. Не наше дело выносить такой приговор. Но нам дано стоять твердо в истинном предании Православия, дошедшем до нас от наших Отцов, устраняясь от общения с теми, кто участвует в отступлении от истинного христианства, и искать тех единомысленных с нами, кто решился быть верным Православию до смерти. На этом основании Катакомбная Церковь твердо стоит до дне сего в Советской России, ожидая дня, когда сможет свободно и открыто свидетельствовать о верности Христу. (Стр.257-259).
Из главы «Игумения София Киевская».
Неоценимо духовное значение безстрашного стояния за Христову Истину новомучеников Российских. Особенно же своим свидетельством о том, где искать эту Истину в то время, когда многие этого не видели, сохранили истинный дух Православия для последующих поколений иосифлянские исповедники 1927 года и последующих лет. Теперь, по прошествии почти полстолетия, история показала, что эти «упорные мятежники», последователи Митрополита Иосифа Петроградского, были абсолютно правы, и их значение ныне просияло как равное значению великих исповедников Православия древних времен. (Стр.348).
Из главы «Пробуждение совести в Московской Патриархии».
Все ужасные последствия, предсказанные ранее иерархами Катакомбной Церкви как результат сергианской Декларации, и в самом деле случились. Советское правительство использовало Декларацию, прежде всего, как средство "легального" гонения на Катакомбную Церковь, но и сергианским иерархам "легализация" не принесла пользы: почти все они также подверглись преследованиям, и к концу тридцатых годов Русская Православная Церковь была почти что ликвидирована как видимая организация, лишь весьма немногие храмы оставались открытыми. Открытие церквей вновь во время Второй мiровой войны было инспирировано не митрополитом Сергием, а вторжением Гитлера, для борьбы с которым потребовалось воззвать к религиозным и патриотическим чувствам русского народа.
После Второй мiровой войны Московская Патриархия выступила на международной религиозной сцене точно такой организацией, как это предвидели катакомбные святители - пропагандистским рупором Советского правительства, не гнушаясь самой неприкрытой ложью, чтобы только оправдать советскую тиранию. Согласно заявлениям представителей Московской Патриархии, безстыдно повторяющим это вплоть до сего дня: нет, и не было никакого преследования религии Советским правительством, те же из духовенства, кто пострадал от властей - всего лишь «политические преступники», а церкви закрываются по желанию самих людей.
Христианская совесть, однако, не может долго принимать такую ложь под именем Христианства. Так что в последние два десятилетия совестливые люди в самой Московской Патриархии (ведь в России нет другой видимой церковной организации) начали высказываться, сначала в форме протеста против новых гонений хрущевского периода (1959-64 годов), коих московские иерархи были, в лучшем случае, пассивными наблюдателями, а в худшем - добровольными соучастниками, а затем и в форме глубокой критики сергианской политики в целом, которой Патриархия придерживается со времени Декларации 1927 года.
…Можно критиковать взгляды этих критиков сергианства за то, что они не выражают чистую катакомбную позицию отделения от сергианской церковной организации. Тем не менее, их критика служит замечательным подтверждением правоты и истинности катакомбной позиции, и она дает нам повод надеяться, что, в конце концов - по крайней мере, с падением советского режима - лучшая часть Московской Патриархии будет восстановлена в общении с Катакомбной Церковью именно на основании безкомпромиссных принципов Христианства. (Стр.451-452).
Из главы «Борис Талантов - православный исповедник в атеистическом обществе».
Прилагая свой философский ум к трагическому опыту верующих под коммунистическим игом, Борис Талантов дошел до самых корней "болезни" сегодняшней Московской Патриархии. Проблема состоит не просто в тех несправедливостях, гонениях и лжи, против которых горячо протестовали верующие в течение последнего десятилетия, она лежит гораздо глубже, в самом принципе сергианства - конкордата, заключенного в 1927 году Митрополитом Сергием с Советским правительством. Талантов выразил эти взгляды в особой статье: «Сергиевщина или приспособленчество к атеизму (квас Иродов)».
Решительно отвергая в целом благоприятный взгляд на митрополита (патриарха) Сергия, преобладающий ныне на Западе, Талантов утверждает, что «корни открывшегося ныне серьезного церковного кризиса были взращены именно Патриархом Сергием». Его Декларация в 1927 году вовсе не была просто «вынужденным заявлением церковной администрации, чьей целью было сохранить приходы», скорее «это обращение и последующая деятельность Митрополита Сергия были предательством Церкви». «Митрополит Сергий своим приспособленчеством и ложью не спас никого и ничего, кроме своей собственной персоны». Сергианство не только не спасло Русскую Православную Церковь во время И. Сталина, но, напротив, «прямо привело к потере подлинной свободы совести и превращению церковной администрации в послушный инструмент атеистического режима». Даже во время Второй мiровой войны, когда некоторые храмы были вновь открыты, это было вовсе не результатом сергианского компромисса. «Открытие церквей в ограниченных пределах не было делом патриарха Сергия или патриарха Алексия, это открытие было предпринято самим атеистическим режимом под давлением простого народа и для его умиротворения».
В другой, еще более сильной статье, «Секретное участие Московской Патриархии в борьбе КПСС против Православной Христианской Церкви», Талантов выражает цели, ради достижения которых Московская Патриархия стала «послушным инструментом атеистического режима». Внутри страны «Московская Патриархия и большинство архиереев тайно участвуют в организованной работе атеистического режима, направленной на закрытие церквей, ограничение распространения веры и подрыв ее в нашей стране» Заграницей «средствами безстыдной лжи и клеветы» Патриархия пытается скрыть «незаконное закрытие церквей, подавление верующих и их организаций, и секретные административные меры, направленные к подрыву веры в СССР… Во-вторых, деятельность Патриархии направлена к уведению, посредством обмана и лжи, развития христианского движения во всем мiре на возможно более ложный путь и тем самым подрыву его». В качестве иллюстрации к последнему пункту он цитирует заявление московской делегации на Всеправославном совещании, проходившем на о. Родос в 1961 году, в котором говорится, что православные «отвергают христианскую апологетику и идеологическую борьбу с современным атеизмом». В общем, предостерегает Талантов, «деятельность Московской Патриархии за границей представляет собой сознательное предательство Русской Православной Церкви и Христианской веры. Она выступает на мiровой арене как тайный агент всемiрного антихристианства».
Ни один критик Московской Патриархии из Русского рассеяния не пришел к более радикальным выводам, чем эти (необходимо сказать, что эти свои выводы Борис Талантов выстрадал не только самой своей жизнью, но и мученической кончиной в уже после-сталинских лагерях – прим. Ред. «ЦВ»). Внутри СССР слова Талантова вполне в традиции иосифлянских епископов 1927 года; и в самом деле, они показывают, что предостережения этих епископов о последствиях сергиевой Декларации были вполне оправданы и более чем исполнились… Очевидно, что Талантов стоит вместе с преследуемыми истинно-православными христианами против тирании государства и официальной церковной иерархии… Его писания свидетельствуют о наличии сегодня глубокого разделения внутри Московской Патриархии между "сергианской" иерархией с ее «коммунистическим христианством» и подлинно православными верующими, теми, кто отвергает это нечестивое «приспособление к атеизму». Тех на Западе, кто утверждает возможность иметь дело с московской иерархией, поскольку она «гонима», не взирая на ее собственное гонение на верных, писания Бориса Талантова обвиняют в предательстве истинных православных христиан России.
Один Бог знает будущее Русской Православной Церкви, но мы не можем не верить, что однажды она снова будет свободна… Писания Бориса Талантова будут, несомненно, использованы как свидетельство на том долгожданном Соборе всей свободной Русской Церкви, включая Церкви катакомб и зарубежья, который будет окончательно судить ситуацию, созданную коммунистическим игом и сергианством. (Стр.459-461).
Из предисловия к «Сергиевщине» Бориса Талантова.
Русское Православие сегодня - преданное своими иерархами в СССР и представленное лишь свободными епископами заграницей и остатком верных на родине и за рубежом - живет в ожидании восстановления истинного и каноничного церковного строя. Это, несомненно, случится только на долгожданном Соборе всего Русского Православия после падения коммунистического режима, когда те, кто сохранил веру, будут оправданы…
…Не вынося суда над теми, кто остается в Патриархии, мы, заграницей, можем, однако, видеть, что выход из настоящего кризиса Московской Патриархии, который на самом деле есть кульминация предательства 1927 года, не может прийти изнутри самой Патриархии, но должен прийти из всей исповеднической Православной Российской Церкви: катакомбных верующих, оставшихся верными заветам Митрополита Иосифа и тех многих епископов в 1927 году, которые объявили сергианскую церковь раскольнической, истинных верующих, оставшихся в Патриархии, и Зарубежной Церкви. (Стр.463-464).
Из главы «О. Дмитрий Дудко».
В Московской Патриархии были архиереи-предатели, да и сам принцип сергианства - предательство Православия, вот почему свободная Русская Православная Церковь Зарубежом не имеет общения с этой юрисдикцией. Но в той же самой Московской Патриархии есть значительное число священников, которые не участвуют в этом предательстве, но говорят в духе Катакомбной Церкви и свободной Русской Церкви Заграницей…
Это нимало не меняет нашего коренного отношения к сергианству как к предательству Церкви, ни позволяет нам на свободе входить в общение с Московской Патриархией. Но это убеждает нас не смотреть, как на юрисдикционных "врагов" на всех тех, кто «не присоединился к Катакомбной Церкви», но попытаться лучше понять их чрезвычайно трудное положение и радоваться, когда истинно-христианские явления видны даже в среде скомпрометированной Московской Патриархии, - они доказывают, что церковная жизнь не умерла даже там, и вселяют надежду, что однажды политическая ситуация в России, создавшая сергианство, изменится, и полное единство в вере с этими отважными борцами станет возможным. (Стр.489-490).
Из «Предисловия переводчика» к «Двум современным документам Катакомбной Церкви в СССР».
Когда в последние два года статьи Бориса Талантова о сергианстве стали известны на Западе, мiру открылась глубина кризиса, тщательно скрываемого Московской Патриархией. В этих статьях совесть наиболее чуткого мыслителя в самой Патриархии вплотную подошла к границам "раскола" - к точке, от которой лишь один логический шаг к отвержению самой Патриархии и осознанию, что истинная Русская Церковь находится вовсе не в ней, а в так называемом "иосифлянском расколе" 1927 года, в том, что обыкновенно называют Катакомбной Церковью…
…Сергианство, даже если оно и не изменило догматы, каноны или обряды, сделало нечто худшее, извратив саму природу Церкви, погрешая тем самым против ее внутренней свободы и ставя себя вне Церкви Христовой.
(Катакомбные документы) суть «очевидные свидетельства» религиозной жизни в Советском Союзе. И они говорят об… упадке церковного сознания среди верующих Московской патриархии, приводящем иногда к "магическому" взгляду на таинства, о наличии в СССР новообращенных в православие и об их трудностях, о Церкви как организации в противоположность Церкви как организму, Телу Христову, о существенной "катакомбности" всякой подлинной религиозной жизни в Советском Союзе, будь то внутри или вне Патриархии, об извращении Патриархией христианских добродетелей, таких как смирение, с тем, чтобы использовать их в политических целях и подавлять верующих под именем Православия. В представлении многих печальных результатов сергианского конкордата 1927 года, эти документы не производят такого впечатления, как некоторые другие из числа недавних протестов против Патриархии; они принадлежат к другому измерению, и в некотором смысле они более "объективны", чем могут быть любые протесты изнутри Патриархии: они представляют свободный и независимый голос настоящей Русской Церкви, которая может смотреть на русскую ситуацию в целом и на предателей-иерархов из Патриархии спокойно и без горечи по той простой причине, что не относится к ним как к православным. Но в то же самое время нет вовсе никакого "фанатизма" или "сектантского" мышления в этих документах, рассматривающих Патриархию как падшую, извращенную и находящуюся вне Церкви, но не вполне еще без надежды спасения; они ожидают от будущего Всероссийского Собора после падения коммунистического ига, восстановления нормального положения Русской Церкви… Авторы их смотрят на русскую церковную ситуацию не в изоляции, но в контексте ситуации в мiровом Православии. Они смотрят на коммунистическое иго как на предизображение царствования Антихриста, и на битву Русского Православия с антихристианством как на некую центральную точку борьбы, происходящей во всем мiре… И на самом деле, ни один чуткий наблюдатель не может не заметить, что положение Православия в СССР… отлично от ситуации вне России скорее по степени, чем по существу. Многие из основных проблем - те же: глубокое неведение того, чем является Православие, политические и иные влияния, привходящие в церковную жизнь и усиливающиеся свернуть Церковь с ее духовного пути, ослабление духа исповедничества; существенным различием является лишь то, что Православные Церкви в свободном мiре добровольно идут по пути отступления, тогда как в Советском Союзе - по принуждению (чего, конечно, нельзя сказать о современной, "после-советской" патриархии, которой промыслом Божиим было отпущено время на покаяние, но которая добровольно от него отказалась – прим. Ред. «ЦВ»). Истинные православные христиане свободного мiра, в глубоком смысле, - уже "Катакомбная Церковь", в противоположность официальным отступническим сообществам, повсюду признаваемым "православными". (Стр.523-525)
Послесловие переводчика:
Внимательно ознакомившись с высказываниями о. Серафима о сергианстве и Советской церкви, видно, что, хотя о. Серафим и не усматривает в Декларации и практических деяниях митрополита Сергия повреждения догматов, все же считает сергианство «извращением самой природы Церкви», и более того: «погрешая тем самым против ее внутренней свободы» МП ставит «себя вне Церкви Христовой». К сожалению, он не успел оставить нам разбора соответствующего этой практике Сергия богословия. Виной тому, конечно же, недоступность на Западе этих работ, напечатанных в советское время ограниченным тиражом. Они, однако, свидетельствуют об известной еще со времен великих догматических споров взаимосвязи, неизбежно существующей между богословием и жизнью.
Особенно показательны для богословского осмысления сергианства две работы его основателя: «Есть ли у Христа наместник в Церкви?» («Духовное наследство Патриарха Сергия», Москва, 1946) и «Отношение Церкви к отделившимся от нее сообществам» (ЖМП №2, 1930) (эти богословские статьи митр. Сергия были недавно переизданы отдельной брошюрой Издательским Отделом МП под названием «Отношение православного человека к своей Церкви и инославию», М., 2001 – прим. Ред. «ЦВ»). В первой статье митрополит Сергий, хотя и отвечает на поставленный (прежде всего по отношению к Папе) вопрос отрицательно, но отрицание это у него скорее не принципиальное, а лишь эмпирическое. Папа не глава Вселенской Церкви лишь потому, что он еретик. В принципе же митрополит Сергий считает возможным и дажежелательным возглавление всей Вселенской Церкви одним лицом, причем в трудные моменты жизни Церкви это лицо может присваивать себе такие полномочия и не обладая соответствующими каноническими правами. И хотя митрополит Сергий и заявляет, что наместником Христовым такой вселенский предстоятель не является, но заявление это не выглядит искренним в контексте других его богословских мнений, и в первую очередь согласных с этим богословием его церковных деяний.
Вторая из упомянутых нами статей как раз и подводит богословскую базу под наиболее странные, с точки зрения здравого церковного смысла, деяния митр. Сергия: такие, например, как налагаемые им прещения на несогласных с его "новым церковным курсом", с объявлением таинств прещаемых недействительными и, как следствие - перемазыванием, перевенчиванием и неотпеванием лиц, принадлежавших к иосифлянскому, ярославскому и другим "расколам".
В данной работе автор рассматривает два сложившихся богословских подхода к таинствам, совершаемым нецерковными сообществами. Сторонники первого из них (автор условно называет их "церковниками"), исходят из догмата о единстве (единственности) Церкви и полностью отрицают вне ее какие-либо таинства.(4) Придерживающиеся же второго исходят из догмата о единстве (и, следовательно, неповторяемости) крещения и считают его и некоторые другие таинства действительными и вне Церкви.
Рассматривая два этих подхода, автор замечает трудности, с которыми сталкиваются "церковники" при объяснении сложившейся практики принятия еретиков в Церковь вторым и третьим чином, то есть без перекрещивания и даже в сущем сане, как бы признавая совершенные их обществами рукоположения. Рассмотрев их аргументацию, которая вкратце сводится к тому, что Церковь, не воспроизводя, из соображений икономии, над приходящими к ней внешних форм необходимых для вхождения в нее таинств, подает, через само принятие в общение с собою, потребную благодать. И, таким образом, в таинствах покаяния и причащения как бы невидимо восполняет отсутствовавшие крещение, мvропомазание и рукоположение (если речь идет о клириках); автор решительно опровергает ее, утверждая, что Церковь не может ради поблажки чувству собственного достоинства еретиков лишать их крещения и мvропомазания, лицемерно признавая их, на самом деле безблагодатные, таинства. Но как же быть тогда с тем, что в отношении некоторых ересей практика Церкви менялась в течение времени несколько раз, как это, например, было с латинянами, которых принимали в разное время и в разных Поместных Церквах то через крещение, то через мvропомазание, то через покаяние и в сущем сане? Ведь не может же Церковь, так же, и хулить Духа Святого, повторяя реально совершенные таинства!
Вот тут-то Митрополит Сергий и делает свой главный вывод, который заключается в том, что действительность или недействительность таинств в каком-либо внецерковном обществе не является чем-то постоянным, основанным на объективной реальности исповедания этим обществом Христовой Истины или же отступления от нее. Все зависит от отношения Церкви, в лице ее первоиерархов, к данному обществу. Ибо, по его мысли, Церковь сохраняет с ересями и расколами «некое правило общения» и разрешает им иметь некоторые таинства действительными самим фактом своего признания их. Одним Она оставляет только крещение, другим и мvропомазание, и даже священство и все другие таинства, кроме Евхаристии, которой не имеет никто, кроме Церкви. (Заметим, правда, что непонятно, какое может быть священство без Евхаристии и зачем оно тогда вообще нужно). Но все это, заметим еще раз, существует не само по себе, но благодаря нормативным актам церковной иерархии, повелевающим считать то действительным, то недействительным, а, следовательно, может изменяться.
Посему, делает практический вывод из своих теоретических выкладок Преосвященный автор, «латинян мы принимаем в Церковь через покаяние, а из карловацкого раскола через мvропомазание», хотя и допускает, что в будущем Церковь может изменить и относительно последних свою практику.
Таким образом мы видим, что Митрополит Сергий искренне верил в то, что, накладывая прещения на несогласных с его церковной политикой, объявляя недействительными их таинства, и запрещая даже отпевать их, он тем самым реально отсекал их от благодати Христовой и, по сути, отправлял в ад. Вот уж воистину папизм и притязания на наместничество Христово! - Для спасения нужно не содержать Истину Святого Православия, а принадлежать к церковно-административной легальной (в данном случае сергиевой) организации.
При таком взгляде на Церковь стремление к сохранению, во что бы то ни стало, административного единства и легального существования, пусть даже и в ущерб ее православности, выглядит вполне оправданным.
Здесь следует заметить, что в данной исторической ситуации эти три составляющие, то есть организационное единство, легальность и неправославность оказываются настолько взаимосвязанными, что первое не могло бы существовать без второго, а второе без третьего. И это необходимо вытекает из законов существования Церкви и Империи.
По нашему глубокому убеждению, административное единство Церкви невозможно вне Империи, естественно Империи христианской (разумеется, православной), и опасно в Империи антихристианской (то есть еретической или безбожной). Эти три соотношения соответствуют трем историческим эпохам бытия Церкви: доконстантиновской, константиновской и постконстантиновской.
Империя - всегда идеократична, что вызывает для нее необходимость иметь свою имперскую идеологию. В доконстантиновскую эпоху - это язычество и, в частности, культ императора, исполнение которого было скорее актом гражданской лояльности, нежели сознательной личной верой. И христиане, отвергавшие этот культ, действительно оказывались государственными преступниками. Поэтому-то и гонителями христиан становились подчас не худшие, а лучшие из императоров. Церковь в то время состояла из немногих самостоятельных епархий или некрупных их объединений, вполне административно независимых друг от друга. Когда же язычество выродилось настолько, что потеряло способность быть идеологическим стержнем Империи, тогда Церковь заняла освобожденную им "экологическую нишу". И Православие само стало имперской идеологией. При этом естественно для государства с единоличной формой правления стремиться и к организации единой церковно- административной структуры на своей территории. В Христианской Империи стали образовываться Патриархаты, причем делалось это скорее силами Империи, нежели самой Церкви, что отразилось и в церковных канонах, повелевающих в административном устроении Церкви следовать уже сложившимся государственно- территориальным структурам (Патриархат в столице, митрополии в главных городах провинций и так далее). При этом происходит некое соподчинение Церкви и государства друг другу и принятия ими на себя обязательств взаимной лояльности. Церковь, хотя и утрачивает частично внешнюю свободу действий, но взамен получает от государства гарантию следования провозглашаемым ею принципам и обеспечение внешних ее потребностей, таких, как поддержание ее административной целостности, борьба с еретиками, храмостроительство и тому подобное. Но послушание, оказываемое Церковью Империи в лице императора как «епископа внешних дел Церкви», немедленно прекращается, как только последний перестает быть православным, нарушая тем самым свою лояльность церковному учению. И сама Империя тогда теряет свою ценность.
Если же в неправославной и, тем более, в откровенно антихристовой Империи (каковой была советская «империя зла») Церковь продолжает оставаться на положении государственной, то это неминуемо скажется на ее православности, повреждение которой будет платой за сохранение ее административной целостности силами богоборческого государства.
И мы видим начало такого повреждения уже в самой пресловутой Декларации, положившей начало этому противоестественному союзу. Ведь, провозгласив радости богоборческого антихристова государства радостями Церкви, митрополит Сергий тем самым косвенно отрекся от ее святости, провозглашенной в Символе Веры в качестве непреложной догматической истины.
Будучи Богочеловеческим организмом, Церковь радуется радостям своего Главы - Господа нашего Иисуса Христа, а не врагов Его. И Богочеловечность эта охватывает в Церкви все: «И цель ее, и жизнь, и средства», - по слову замечательного современного богослова прп. Иустина (Поповича). И в этом смысле она - не только Богочеловеческий организм, но и Богочеловеческая организация, в принципах функционирования которой нет места для какой-либо лжи.
И, конечно, разрушительное влияние богоборческих сил не могло бы проникнуть так глубоко в область духовной жизни Церкви в результате одного лишь внешнего ее пленения (каковое в истории и прежде не раз случалось), когда б не встретило себе солидарности, хотя бы только и декларированной, но, тем не менее, подрывающей ее силы в сопротивлении разрушительному началу, требующему все новых и новых жертв, то есть отступления от Православия, как необходимой платы за статус государственной Церкви.
Ибо и экуменизм, и так называемое "богословие мира" для Русской Церкви явились в значительной мере исполнением социального заказа по обеспечению внешних нужд Советского государства, а тем самым и последствиями сергианства.
Таким образом, мы видим основной причиной трагедии Русской Церкви в ХХ ст. еретический взгляд митрополита Сергия на природу Церкви, ставший догматическим фундаментом под зданием его церковной политики, а теперь и всей Московской патриархии как целостного организма. Неразрывная связь догматического сознания с христианской жизнью подтвердилась и на сей раз.
Мы, конечно, не возьмем на себя смелость утверждать, что выделенный здесь нами догматический компонент сергианства стал верой всего сергианского епископата, клира и, главное, народа церковного, явившись тем самым ересью в точном смысле слова, то есть учением всеконечно отделяющим содержащее его сообщество от Церкви Христовой (установление чего принадлежит компетенции авторитетного Собора), но несомненно, что понимание митрополитом Сергием природы Церкви было вполне еретическим и имеет в себе все, чтобы ересью стать.
Таким образом несомненно, что сергианство, хотя и не осужденное еще Соборами (коих еще не было со времени его введения), но осужденное многими Отцами (канонизованными Свв. Новомучениками и новейшими подвижниками-духоносцами, в числе коих и блаженный отец Серафим) служит достаточным основанием для отложения от Московской Патриархии по 15 правилу Двукратного Собора, и будущий чаемый Собор Русской Церкви, несомненно, ублажит тех, кто сделал это «не создав раскол, но оградив Церковь от раскола». И если даже до этого Собора многие не решатся назвать иерархию Московской Патриархии вполне отступившей, то, несомненно, назовут отступающей; а 3-е правило Третьего Вселенского Собора не позволяет православным «подчиняться отступившим или отступающим от Православия епископам».
В заключение добавим, что Катакомбная Церковь в условиях жесточайших гонений сумела сохранить живое церковное тело: духовенство и массу верных мiрян, и, хотя и утратила канонический епископат, сумела восстановить иерархию, обратившись за помощью к своей сестре – Зарубежной части Русской Церкви. Ныне, милостью Божией, хотя и «малым стадом» (по обетованию Спасителя), Русская Истинно-Православная Церковь, объединив духовный опыт двух частей Русской Церкви – Зарубежной и Катакомбной – продолжает нести благодатное служение для тех немногих православных христиан, кто подлинно желает спасения.
1. Недавно стало известно из опубликованных документов, что Священномученики Петр и Кирилл были расстреляны в 1938 году по одному делу со Священномучеником Иосифом за организацию Катакомбной Церкви. (Примечание переводчика).>>>
2. Информация о Первоиерархе Катакомбной Церкви, приведенная А. Красновым-Левитиным и помещенная о. Серафимом в книгу, неверна: архиепископ Феодосий (Бахметьев) (+1986) никогда не был ни митрополитом, ни первоиерархом. (Примечание переводчика).>>>
3. К сожалению, надежды отца Серафима на возрождение Истинного Православия и расцвет Катакомбной Церкви в России, массовый переход в нее из МП не вполне оправдались. Основывая свои заключения на доходивших до "свободного мiра" известиях о деятельности священников и мiрян-диссидентов из МП (таких как Регельсон, оо. Якунин, Эшлиман, Дудко и др.) о. Серафим не мог видеть, по скудости доходившей информации, эту деятельность во всех ее аспектах. Если, в части протеста и отрицания сервилизма Московской патриархии по отношению к советской власти, она и не расходилась с позицией "непоминающих" двадцатых-тридцатых годов и современной им Катакомбной Церкви, то этого нельзя сказать о ее положительной составляющей, которая была ближе к ценностям западной демократии (таким как "свобода совести", "права человека" и т.д.), а не Истинного Православия. В этом отношении они были и остаются более близки обновленческому движению, но не идеологии и мiровоззрению Катакомбной и Зарубежной частей Русской Церкви. Поэтому, когда все эти ценности, после падения тоталитарного режима, восторжествовали в обществе и нашли себе поддержку у самой МП, носителям их нечего было противопоставить последней, и они либо примирились с ней, либо свели свою борьбу на уровень обсуждения личных качеств тех или иных ее иерархов. Но даже и такие протесты, вопреки тому, как казалось многим на Западе, были единичны и не отражали настроения верующих масс, в которые, нужно с сожалением признать, дух сергианства проник гораздо сильнее и глубже, чем это представлялось о. Серафиму и многим другим в Зарубежной Церкви. Это выразилось в искажении понимания и чувства церковности у советских верующих: одни, абсолютизируя церковную организацию, смиряясь с очевидной апостасией, оправдывают это по-сергиански понятым "послушанием Церкви", опасаясь "раскола" или "осуждения", другие, противясь ей внутренне, довольствуются собственным личным (или в лучшем случае своего прихода) Православием, и настолько не придают значения церковно- организационной принадлежности, что это переходит уже в фактическое отрицание единства Церкви как организма. Этим, а также "магическим" пониманием Таинств, о котором о. Серафим пишет ниже, и объясняется триумф Московской Патриархии при нынешнем "возрождении" Православия в России. Впрочем, необходимо заметить, что, выражая надежду на возрождение Катакомбной Церкви, отец Серафим делал оговорку: «если России суждено быть православной». То же, что "возрождается", а точнеенарождается сегодня, в контексте мыслей о. Серафима (как это видно из данной и других его работ), едва ли можно назвать Православием, но скорее нео- обновленчеством и «церковью лукавнующих». К счастью, Истинная Русская Православная Церковь милостью Божией, пережив жесточайшие гонения, сохранила свое существование, и хотя и «малым стадом» (по обетованию Спасителя), но продолжает нести Свое благодатное служение для тех христиан, кто подлинно желает спасения. (Примечание переводчика).>>>
4. Как пример такого подхода мы можем предложить работу новосвященномученика Архиепископа Верейского Илариона (Троицкого) «Христианства нет без Церкви».>>>