ХРАМ-ЧАСОВНЯ ЕПИСКОПА ДАМАСКИНА И ИСПОВЕДНИКОВ КАТАКОМБНЫХ

Четверг, 28.03.2024, 11:48

Приветствую Вас Гость | RSS | Главная | | Регистрация | Вход

Главная » 2013 » Январь » 27 » Истинно-Православная Церковь на Украине ч1
08:30
Истинно-Православная Церковь на Украине ч1
Доктор исторических наук М.В. Шкаровский

От редакции "Церковных ведомостей":

Данная работа является главой из книги доктора исторических наук М.В.Шкаровского «Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви». Она издана в Санкт-Петербурге в 1999 году в НИЦ «Мемориал» и публикуется здесь с редакторскими исправлениями. Будучи сторонником сергиевской ориентации (Московской патриархии), автор допускает ряд неточностей в оценке исследуемых событий. Например, он разделяет, и, даже, безосновательно противопоставляет иосифлян и Истинно-Православную Церковь - Катакомбной Церкви, ошибочно полагая, что это две не связанные друг с другом церковные организации. Другой недостаток работы - она не дает полного представления о положении ИПЦ на Украине и ее представителей в 30-е гг., т.к. проработана незначительная часть архивных материалов, где имеются сведения только о некоторых группах арестованных священнослужителей и мiрян, проходивших по делу ИПЦ в нач. 30-х гг., в то время как многие истинно-православные пастыри и верующие были репрессированы по другим обвинениям как в кон. 20-х, так и в 30-х - нач. 40-х гг., а те, кто оставался на свободе - уходили в глубокое подполье (катакомбы), и о них, таким образом, в исследовании не упоминается. К тому же не проработаны архивы областных управлений КГБ-СБУ, а потому о многих регионах (как, скажем, Черниговский и др.) здесь также отсутствуют сведения. Конечно, это не вина автора - проработать такой огромный массив архивных материалов не под силу одному человеку. М.В. Шкаровский проделал, в действительности, огромную работу, став, по сути, первопроходцем в изучении архивных материалов по истории ИПЦ. Исторические исследования М.В. Шкаровского являются ценным и интересным свидетельством положения ИПЦ в СССР, поскольку автор опирается на неизвестные доселе источники – следственные материалы ОГПУ-НКВД.

_____________________________________________________________________________________

 

Истинно-Православная Церковь на Украине

Эта глава практически полностью написана по материалам следственных дел, и лишь незначительная их часть сопоставлена со сведениями из других источников, поэтому здесь могут содержаться неточности, характерные для документов репрессивных органов.

Большое значение для определения расстановки в 20-е – 30-е гг. ХХ ст. сил в Русской Православной Церкви в целом имела ситуация на Украине. Здесь существовали целые центры Истинного Православия, прежде всего Киев и Харьков. В этих городах были сконцентрированы монашество и церковная интеллигенция. Истинно-Православная Церковь получила гораздо большее распространение в восточной, левобережной части Украины.[1] В иосифлянском движении (подобные деления истинно-православных христиан на «иосифлян», «викториан», «даниловцев» и пр. – условно, и практикуется лишь в современных научных кругах, - ред.) приняли участие и отдельные группы украинофильско настроенных священнослужителей и мирян.

В Киеве не оказалось ни одного епископа, примкнувшего к ИПЦ. Жившие в городе пять архиереев неодобрительно отнеслись к Декларации 1927 и вошли в украинскую группу непоминающих, не порвавшую формально с митр.Сергием. Они выступали за легализацию Церкви в советском государстве, но с минимальными уступками властям.

Когда митр. Михаил (Ермаков) поддержал действия митр. Сергия и выпустил свою, составленную в том же духе Декларацию, украинские непоминающие приняли меры, чтобы она не дошла целиком до мирян. По свидетельству проф. В.И.Воловика, «...с этой целью во многих общинах декларация не объявлялась даже членам пятидесяток и вообще верующим, а если и объявлялась, места, в которых шла речь о контакте с Советской властью, сознательно пропускались. Поэтому ни епископ Георгий Делиев, никто другой из киевского епископата не дали твёрдой директивы зачитывать эту декларацию».[2]

Ленинградские иосифляне возлагали надежды на настоятеля Киево-Печерской Лавры архим. Ермогена (Голубева). Он присутствовал на первом собрании иосифлян в декабре 1927 на квартире прот. Феодора Андреева, однако присоединиться не решился, хотя также отрицательно оценивал Декларацию 1927 г. Архим. Ермоген и в 1928 поддерживал отношения с о. Феодором Андреевым, Еп. Марком (Новосёловым), в частности встречался с приезжавшим в Киев ленинградским преподавателем И.М.Андреевским, но от митр. Сергия так и не отделился, оставшись до ареста 28 января 1931 непоминающим.[3]

Первоначально возглавил киевских истинно-православных вдохновенный украинский пастырь о. Анатолий Жураковский, с 1922 окормлявший сплочённую общину своих духовных детей, в основном представителей научной интеллигенции и студенчества. Его таланты проповедника и церковного писателя и в конце 1920-х продолжал высоко ценить ставший сергианцем митр. Михаил (Ермаков).

О.Анатолий являлся автором «Ответа востязующим» — разъяснения церковной позиции в отношении Декларации митр.Сергия. Скорее всего, он же написал и широко известное антисергианское «Киевское воззвание»,[4]* которое кроме него подписали священники Андрей Бойчук, Димитрий Иванов, Евгений Лукьянов, Борис Квасницкий, архимандрит Спиридон (Кисляков) и многие другие.

* Большинство исследователей относит авторство этого воззвания к Вл.Дамаскину (Цедрику) Черниговскому.

В середине октября 1928 о. Анатолий приезжал в Ленинград, Еп.Димитрий был тогда в отъезде, и он встречался с прот. Феодором Андреевым. Оказавшись в квартире о.Феодора в то время, когда того пришли арестовывать, о. Анатолий не был замечен.

До конца 1928 о. Анатолий служил в небольшой церкви Св. вмч. Варвары в колокольне храма Николы Доброго на Подоле, настоятелем которого был известный протоиерей, профессор Духовной академии о. Александр Глаголев, присоединившийся к украинской группе непоминающих.

О.Анатолий перешёл в Преображенскую церковь на Павловской улице. По вторникам после вечернего богослужения он читал в храме проповеди — почти все они были застенографированы общинниками и позднее частично опубликованы. В своих проповедях и беседах о. Анатолий разъяснял молящимся положение Церкви, призывал их не нарушать чистоту Православия. Так, 21 октября 1928 он говорил: «...того, что происходит сейчас в истории церковной жизни, ещё не было. Церковь лишена всякой свободы... Представители наши церковные, на обязанности которых лежало охранение верности и чистоты Евангельской истины, грубо ей изменили... Мы твёрдо можем сказать, что мы в нашей малочисленной Церкви не одиноки. Мы получили благословение архипастырское, и много епископов высказались против деятельности и угодничества высших представителей Церкви. Следовательно, наша Церковь является единой, преемственной, получившей благодать от Святого Духа... Все мы предстанем перед судом Единого Властителя, Повелителя, Архипастыря нашего Иисуса Христа. Мы предстанем пред Ним с единым лишь оправданием, что мы не исказили Его учения, свои преступления и грехи мы не возлагали на Него, мы не забрызгали грязью Его учение...»[5]

Общинная молодежь во главе с о. Анатолием Жураковским совершала паломничества (в Дивеевский, Саровский и др. монастыри), временами выезжали в п. Ирпень вблизи Киева «на криничку», к явленному колодцу, чтимому местным православным населением. Настоятелем в Преображенской церкви был архим. Спиридон (Кисляков), бывший Афонский монах, он стремился к возрождению в Церкви древнехристианских норм жизни; после Октябрьской революции основал в Киеве братство Сладчайшего Иисуса, занимался миссионерством, пастырством, широкой благотворительностью, религиозно-публицистическим творчеством, опубликовал несколько своих книг. По личному благословению Патр. Тихона архимандрит Спиридон служил с открытыми Царскими вратами. Уже осенью 1927 он активно выступил против политики митр. Сергия.

Первым же из киевского духовенства формально отделился от заместителя патриаршего местоблюстителя проживавший в Ирпени о. Димитрий Иванов, бывший настоятель храма Покровского женского монастыря. В июле 1928 года он поехал в Ленинград и встретился с Вл. Димитрием Гдовским и прот. Феодором Андреевым. О.Димитрий, являясь представителем ирпеньского и части гомельского духовенства, письменно оформил их присоединение к ИПЦ. В Ирпени за ним последовали священник местной церкви Виктор Давидович и инокини существовавшей в посёлке монашеской общины.[6]

О.Анатолий Жураковский к этому времени уже имел тесные контакты с ленинградскими иосифлянами, активно переписывался, но официально ещё не входил в общение с ними. Ситуация изменилась в сентябре 1928. Шесть киевских священнослужителей обратились с коллективным письмом к митр. Михаилу, протестуя против его Декларации и заявляя, что порывают с ним и вступают в общение с Еп. Димитрием Гдовским. Поездка о.Анатолия в Ленинград оказалась неудачной, хотя он и вернулся с письменными полномочиями на включение в движение священников. В конце октября состоялась ещё одна поездка в Ленинград — о. Андрея Бойчука, который отвёз письменное прошение о духовном окормлении Еп. Димитрием киевских иосифлян. На этот раз посланцу удалось встретиться с Владыкой и получить его согласие. С тех пор киевляне стали поминать Еп. Димитрия в храмах, ездить к нему за Св. Миром, назначениями в церкви, рукоположениями и др.[7]

Постепенно в Киеве и пригородах сложились четыре крупные иосифлянские общины вокруг храмов: ирпеньской Троицкой церкви, Преображенской на Павловской улице, где служили архим. Спиридон, оо. А.Жураковский, Е.Лукьянов и А.Бойчук, Покровской на Подоле и Ильинской. Особой активностью отличалась община Покровской церкви, настоятелем которой являлся о. Леонид Рохлиц. В храме также служили священники Анатолий Бобров и Борис Квасницкий, 20 сентября 1928 изгнанный из церкви Введенского женского монастыря за резко негативное отношение к декларациям митрополитов Сергия и Михаила. В Покровский храм перешла и часть монахов Киево-Печерской Лавры. Сама Лавра была уже закрыта, но её иноки образовали общину при Ольгинской церкви во главе с архим. Ермогеном (Голубевым). Большая часть их осталась верна настоятелю. Отделились и стали иосифлянами иеромонахи Агапит (Жиденко), Еразм (Прокопенко), Мартирий (Слободянко), Феогний (Деркач), Аполлоний (Канонский), монахи Кондрат (Речка), Патрикий (Недроль), Виктор (Емельянский) и др. Они признавали настоятелем Лавры высланного в Харьков ещё в 1925 архим. Климента (Жеретиенко). Немаловажную роль играл активный иосифлянин игум. Клавдий (Савинский), служивший в ленинградском подворье. Он каждое лето на несколько месяцев приезжал в Киев и привозил послания, воззвания, письма Архиеп. Димитрия Гдовского.

При Покровской церкви существовали и две женские монашеские общины, в которые входили отошедшие от митр. Сергия многие инокини Введенской, Фроловской и Покровской обителей. В следственных документах их деятельность была охарактеризована следующим образом: «Часть монашек, пришедших из Киевского Введенского монастыря в Покровскую церковь вместе со своим священником Б.Квасницким, получила структуры от Димитрия Гдовского через Квасницкого. Они тайно имеют свою начальницу, казначейшу и т.п. ...Иеромонах Еразм вокруг себя завёл тайную женскую обитель, сам постригал их в монашество и воспитывал в них и во многих людях, приходивших к нему тайно, ненависть к существующему государственному режиму...» (протокол допроса о. Леонида Рохлица; февраль 1931).[8]

Следует упомянуть и некоторых мирян — прихожан Покровского храма: преподавателя школы связи Е.Витошинского, автора нескольких работ эсхатологического содержания дворянина С.А.Нилуса, келейника Еп. Дамаскина (Цедрика) Михаила и бывшего председателя приходского совета храмов Киево-Печерской Лавры юриста И.П.Мельникова.

Ильинская церковь на окраине Киева стала иосифлянской только в августе 1930. Её настоятель о.Василий Конский, проезжая через Харьков, встретился там с Вл. Павлом (Кратировым) и присоединился к нему.

Истинно-православные священнослужители Киева вели активную проповедническую деятельность. Так, о. Борис Квасницкий пользовался авторитетом в Подольской епархии, Васильковском и Белоцерковском районах Киевского окр. В 1929-1930 под его влиянием присоединились к иосифлянам настоятель церкви с. Старые Поздняки о.Никита Смолий, сельские священники из-под Чернобыля и Радомысля Николай Соколовский и о.Евфиний, о.Димитрий из Василькова и о.Иоанн из Курска.

С Подольской епархией поддерживал отношения о. Леонид Рохлиц, по его рекомендации был направлен на приход в с. Клебань Тульчинского окр. о.Иларион Подопригора. Истинно-православные монахи Лавры вели агитацию в сельской местности и она нашла отклик у верующих Гуты, Косачовки и других сёл Киевской епархии.

О.Анатолий Жураковский был популярен в среде интеллигенции, о.Василий Конский — у мещан и торговцев, архим. Спиридон (Кисляков) — среди городских низов. О.Димитрий Иванов неоднократно ездил в Ленинград и Москву, а к нему в Ирпень приезжали и подолгу жили — игум. Рафаила из Гомеля, игум. Валерия из Ржищева, монахини из Дивеева, Шабордина и Оренбурга, насельницы Киево-Покровского и Межигорского монастырей. В январе 1929 о. Димитрий привлёк к своей деятельности мон. Афанасию из Славянска, а затем мон. Ирину (Гладышеву) из Оренбурга, они поселились в Ирпени. Летом 1929 к нему приезжала большая группа паломников во главе с архим. Иларионом — инокини закрытых кавказских монастырей. О.Димитрий Иванов — автор нескольких антисергианских листовок. Их размножали на пишущей машинке в Ирпени, как и произведения о.Анатолия Жураковского, о.Андрея Бойчука, запись беседы представителей киевских иосифлян с митр. Михаилом и др.[9]

Первоначально, как уже отмечалось, руководителем всех истинно-православных в Киеве являлся о. Анатолий Жураковский. Но постепенно у него стали возникать противоречия с о. Леонидом Рохлицем и о. Борисом Квасницким. Последний в мае 1929 поехал в Ленинград, причём ему якобы давали «политические задания»: вести борьбу с советским безбожием, агитировать против комсомола, бороться с коллективизацией, машинизацией (протокол допроса Квасницкого). В июне 1929 в Ленинград ездил о. Андрей Бойчук. В результате бесед с ними Архиеп. Димитрий назначил своим уполномоченным (благочинным) о.Димитрия Иванова. Это вызвало некоторое несогласие со стороны о. Анатолия Жураковского и архим. Спиридона (Кислякова). Квасницкому и Бойчуку пришлось вновь поехать в Ленинград. На некоторое время был достигнут компромисс — принята формулировка, чтобы о. Димитрий в частном порядке, по мере надобности, привлекался к руководству всеми общинами. Архиеп. Димитрий предоставил о. Анатолию Жураковскому, о. Андрею Бойчуку, о. Леониду Рохлицу и о. Димитрию Иванову право принимать духовных лиц в Истинно-Православную Церковь.

После временного урегулирования конфликта состоялись совещания киевского истинно-православного духовенства. Первое прошло в конце июня 1929 на квартире о. Леонида Рохлица — обсуждалось присоединение священника Щербатова. Через две недели на втором собрании рассматривалось предложение Архиеп. Димитрия установить контакт с Еп. Павлом (Кратировым). На совещании 25 июля у Квасницкого о. Димитрию Иванову было поручено посетить непоминающего Еп. Дамаскина (Цедрика) Черниговского в Стародубе и выяснить его позицию. На четвёртом собрании, в августе, обсуждались результаты этой поездки. Еп. Дамаскин в это время не примыкал открыто ни к одному из течений. Его не удовлетворяла позиция митр. Сергия, и он постепенно отходил от неё, ища законные основания для разрыва. Поэтому Владыка настойчиво пытался установить контакты с патриаршим местоблюстителем Митр. Петром. Но в материалах следственного дела позиция Еп. Дамаскина была выведена как иосифлянская, так, в протоколе допроса о. Димитрия Иванова, значится, что хоть он, Еп. Дамаскин, и вёл лишь «подготовительную работу» к разрыву с митр. Сергием, но «настолько приобщился к нашей организации, что его даже считали вступившим в неё».[10] В сентябре на квартире у о. Леонида Рохлица состоялось последнее совещание.

В октябре 1929 отношения большинства киевских иосифлян с группой о. Анатолия Жураковского и архим. Спиридона (Кислякова) вновь обострились. Причина заключалась в том, что архимандрит допускал осуждённые Поместным Собором 1917-1918 нововведения литургического характера, служил на русском языке, ему не могли простить и якобы «еретические» сочинения прошлых лет. О. Димитрий Иванов возбудил соответствующее дело перед Митр. Иосифом. И хотя архим. Спиридон уже приносил в 1923 покаяние Патр. Тихону и был прощён, Митр. Иосиф потребовал, чтобы он ещё раз раскаялся перед истинно-православным архиереем и понёс епитимью — временное (в течение года) прекращение служения при открытых Царских вратах. О.Анатолий Жураковский с этим не согласился и через некоторое время обратился к Еп. Павлу (Кратирову). Дело в том, что Архиеп. Димитрий был уже (в ноябре 1929) арестован, и киевские иосифляне стали в 1930 окормляться у Еп. Павла. Однако этот архиерей занял нейтральную позицию и порекомендовал выполнить требование Митр. Иосифа. Архим. Спиридон решил ехать для объяснений к месту ссылки митрополита, но 11 сентября 1930 скончался от сердечного приступа.

Множество киевлян, в основном представителей неимущих слоёв населения, пришли проститься с ним, похоронная процессия растянулась на несколько километров, от Соломенского базара до Соломенского кладбища. 16 сентября в проповеди, сказанной после погребения архим. Спиридона, о.Анатолий Жураковский говорил: «В это воскресенье пришлось быть свидетелями и участниками необычайного: эта толпа, тысячи людей, вышедших навстречу гробу священника, — необычайна, эти люди, стоявшие около церкви в течение многих часов, встречавшие на улице, на окраине города, пришли не ради любопытства, суетной мысли, пришли хоронить своего священника, вождя, друга, научившего их верить, любить, молиться. Всё было необычайно: толпа, цветы, венок, который несли нищие, толпы детей... Может быть, когда-нибудь город наш видел более торжественные, многолюдные похороны, но не было более необычайного, чем это погребение, необычайного потому, что человек. которого мы провожали, был необычайным, не похожим на других...»[11]

Вскоре после кончины архим. Спиридона закрыли Преображенскую церковь. О.Анатолий был арестован 4 октября 1930, 23 ноября перевезен в московскую Бутырскую тюрьму. Постановлением Коллегии ОГПУ от 03.09.1931 по делу всесоюзного центра «Истинное Православие» о.Анатолий был приговорён к ВМН с заменой на 10 лет лагерей.[12]

По одному делу с ним проходила и жена, Нина Сергеевна, арестованная 19 февраля 1931 в Москве. Почти все члены общины о. Анатолия также были арестованы. В настоящее время жива лишь одна из них — Валентина Николаевна Яснопольская, написавшая «Воспоминания иосифлянки» (не изданы).

После ареста о. Анатолия Жураковского благочинным стал о. Димитрий Иванов, собрания истинно-православного духовенства происходили на квартире о. Бориса Квасницкого. Причём там якобы, по материалам следствия, обсуждались вопросы борьбы с коллективизацией, агитации подростков против вступления в комсомол, пионерскую организацию и т.п. Существовали определённые отношения с эмигрантским духовенством, от которого поступала церковная литература, а также через духовного сына о. Анатолия Жураковского, врача Георгия Косткевича, с польским консульством. Ещё в апреле 1930 о. Анатолий при его посредничестве переслал за границу материал о существовании движения истинного православия в СССР. Позднее непоминающий киевский протоиерей Михаил Едлинский передал Г.Косткевичу собранные данные о закрытии в епархии храмов и монастырей. Косткевич был арестован 18 августа 1931 и по делу «Киевского областного центра действия» приговорён к высшей мере наказания с заменой 10 годами заключения.[13]

К этому времени иосифлянское движение в Киеве было уже в основном разгромлено. 15 января 1931 в рамках общей кампании уничтожения ИПЦ на Украине оказались арестованы все истинно-православные священники города, а также некоторые представители монашества и мирян. Волна арестов продолжалась до весны. Так, иеромон. Агапит (Жиденко), пытаясь скрыться, 20 марта уехал из Киева, но был арестован 22 марта в с. Солоницы Харьковского района. Вскоре власти закрыли все иосифлянские храмы города.

Другим важным центром антисергианского движения на Украине стал Харьков — тогдашняя столица республики. В конце 1920-х в этом городе проживало много ссыльных священнослужителей. Именно из их среды вышли руководители местных иосифлян. На положении ссыльного с подпиской о невыезде с весны 1925 жил в Харькове и еп. Старобельский Павел (Кратиров). Он не признавал митр. Сергия ещё до опубликования Декларации, считая его захватчиком высшей церковной власти, которая с 1926 должна принадлежать митр. Ярославскому Агафангелу (Преображенскому), и за это был запрещён в священнослужении экзархом Украины митр. Михаилом (Ермаковым). Резко отрицательно Еп. Павел встретил и Декларацию митр. Сергия. Он отправил в конце 1927 письмо к Митр. Агафангелу и остался вполне удовлетворён ответом, так как ярославский митрополит назвал Сергия «узурпировавшим церковную власть». Увидев поддержку своим действиям, Еп. Павел в апреле 1928 отослал Заместителю Патриаршего Местоблюстителя официальное заявление об отделении от него. В том же месяце он был запрещён в священнослужении постановлением Синода.[14]

Еп. Старобельский выступил прежде всего как сильный идейный оппонент митр. Сергия. Он стал автором трёх широко разошедшихся по стране произведений. Первое из них было написано в феврале 1928 и называлось «Наши критические замечания по поводу второго послания митрополита Сергия». Вл. Павел указывал, что нижегородский митрополит открыто боролся за власть в Церкви, получив же её, самовольно вступил на новый курс и, призывая всех к миру, начал налагать на несогласных с ним церковные прещения. «Если бы митрополит Сергий действительно желал до Собора сохранить "единство Духа в союзе мира”, "чтобы не разрывать хитона Христова”, как он выражается, то, оказавшись всякими неправдами и правдами во главе церковного управления, он не пугал бы напрасно церковными канонами не признающих его, как это делает он всё время с большим усердием; не налагал бы единолично запрещений на десятки несогласных с ним епископов, а с должным смирением, поставивши собственную каноничность под знаком вопроса "в единстве Духа и в союзе мира”, ожидал бы будущаго Собора, который разобрался бы в том, кто прав и кто виноват в церковных смутах, и каждому воздаст по делам его».[15] Еп. Павел призвал митр. Сергия раскаяться: «Мы же горячо убеждаем его самого принести, во имя блага Церкви, в жертву своё самолюбие и властолюбие, которыми он до сих пор руководился больше, чем боголюбием, и снова чистосердечно покаяться во всех своих церковных прегрешениях, а управление Церковью предоставить тому, у кого оно было им отнято».[16]

В мае 1928 еп. Старобельский написал открытое письмо «О модернизированной Церкви, или О Сергиевском православии» неизвестному «брату о Христе», в котором доказывал, что Декларация затрагивает саму суть православно-церковного вероучения: «Ведь митр. Сергий вводит в церковное богослужение неслыханную в истории Церкви ересь модернизированного богоотступничества, естественным последствием которой явилась церковная смута и раскол... Митр. Сергий своей суемудреной и злочестивой декларацией и последующей антицерковной работой создал новый обновленческий раскол или сергиевское обновление... Тем, кто поплёлся за митр. Сергием, возвращение на путь истины — задача трудная, сопряжённая с немалыми скорбями и лишениями. Но я, грешный, вижу всё и живу надеждой на Бога, Милующего, Умудряющего и Укрепляющего немощных...»[17]

Ещё одно послание, «Первое письмо епископа» от 3/16 апреля 1928, судя по ряду признаков, несомненно, принадлежало перу Вл. Павла. Оно обращено к безымянному иерарху, поддерживающему митр. Сергия. Автор говорил о том, что не надо опасаться разделений в церковной среде, и, напротив, приветствовал протест «грозной работе митрополита Сергия». В послании утверждалось, что «Церковь Христова это не что иное, как Царство Божие, а оно, по словам Спасителя, внутри нас. Неужели же это Царство Божие внутри нас нуждается во всей этой мерзостной системе, которую допускает митрополит Сергий во взаимоотношениях со внешними. Неужели же из-за сохранения церковно-хозяйственного имущества (храмы, здания, утварь), канцелярии и её принадлежности можно продать Христа и Царство Божие?.. Сергиевская Церковь, подобно обновленческой, теперь свирепствует, господствует, запрещает, высылает и через это являет себя цезаро-папистской организацией в самом гнуснейшем смысле слова. А посему я ухожу в пустыню, в той надежде, что в данное время только пустынная, лягальная (от слова "лягать”, то есть поносимая) Церковь может указывать тот истинный путь к вечному спасению, по которому должно идти христианину... Легализация Церкви Христовой или Царства Божия в наших условиях равно, что говорить о круглом квадрате или о тёмном свете, горячем льде и т.п... По всему видно, что из пустыни мне уже не выбраться пока, да и я сам спешу туда, чтобы укрыться там, пока пройдёт гнев Божий. Скорблю только о том, что среди архипастырей Русской Церкви нашлось немало последователей практически — смрадного сергиевского блудословия. Прости и молись за меня и покайся, пока не поздно. Позже тебе уже не удастся выскочить, сам знаешь почему».[18]

Всего Еп. Павел написал, по его словам, четыре послания — «рассуждения» на тему, кто должен управлять Русской Церковью, два обращения к советской власти и письмо старобельским благочинным в ответ на их коллективное обращение с упрёком о непризнании митр. Сергия. Со всеми своими сочинениями Владыка знакомил священников и мирян.

От известного харьковского протоиерея иосифлянина Николая Загоровского, проживавшего в тот период в Ленинграде, Еп. Павел узнал о Еп. Димитрии (Любимове) и в июне 1928 отправил ему письмо с сообщением, что ещё в 1926 вышел из ведения митр.Сергия и просьбой принять его в молитвенное общение. Еп. Димитрий запросил соответствующие документы и объяснения и после их получения прислал благожелательный ответ с предложением Еп.Павлу окормлять ближайшие истинно-православные общины. С этого времени между архиереями установилась переписка. Например, летом 1928 еп. Старобельский в одном из своих писем просил разъяснений и руководящих указаний по поводу следующих вопросов: как относиться к запрещениям, наложенным митр.Сергием, существуют ли планы организовать новое церковное управление и легализовать его перед гражданской властью. В письме также подчеркивалось: «Не поставлены ли мы долгом своего служения пастырского в необходимость препятствовать на каждом шагу существующей власти в её работе. Разве можем мы одобрять безбожное воспитание в современных школах. Разве допустима классовая борьба и даже угнетение одного класса другим... Не более ли достойно нашего великого служения прямо и откровенно засвидетельствовать власти, что пути наши идут в разных направлениях и что мы можем говорить только о своём желании быть лояльными, но делами своими свидетельствовать свою лояльность не можем. Разве можем одобрять вступление в коммунистическую партию...»[19]

Из Ленинграда к Еп.Павлу приезжали с посланиями игум.Клавдий (Савинский), монахиня Раздобаровского монастыря Антония и сын настоятеля собора Воскресения Христова (Спаса-на-Крови) инженер Илья Верюжский, в 1929—1930 работавший в Харькове. Еп. Старобельский обращался к Еп.Димитрию за Святым Миром, антиминсами, посылал к нему несколько раз представителей своей паствы для совершения хиротоний.

С лета 1928 Еп.Павел начал вполне легальную деятельность в качестве правящего истинно-православного архиерея. Владыку вызвали в ОГПУ, спросили об отношении к Декларации митр.Сергия и разрешили делать выезды для служения в храмах, которые к нему присоединятся. Власти до определённых пределов не мешали расколам и разъединениям, ослаблявшим авторитет религии.

К этому моменту в качестве иосифлянского экзарха Украины уже действовал Еп. Алексий (Буй). Как отмечалось, с 18 марта 1928 он окормлял приходы в Харьковском, Полтавском, Купянском, Сумском и Изюмском округах, переданные ему еп. Майкопским Варлаамом (Лазаренко). Еп.Алексий настороженно относился к Еп.Павлу из-за того, что тот отошёл от митр.Сергия задолго до появления Истинно-Православной Церкви. Отношения между ними попытался урегулировать Вл.Димитрий. Характерно, что в сентябре 1928 в Ленинграде еп. Гдовский в беседе с представителем «буевцев» священником Степановым категорически опроверг слухи о «неправославности» Еп.Павла и заявил, что тот «по-настоящему православный и подлинный» иосифлянин. Еп.Димитрий отправил Вл.Алексию (Бую) письмо с советом передать окормляемые им приходы в Харьковской епархии новому иосифлянскому архиерею. Еп.Алексий дал своё принципиальное согласие, но с условием учёта желаний самих приходов (в результате состоялся переход только одной общины в Красном Лимане). Он отправил Еп.Павлу три записки, и в январе 1929, телеграмму с указанием срочно приехать для встречи и урегулирования неотложных вопросов в Елец. Начальственный тон этих посланий не понравился Еп.Павлу, лишь позднее узнавшему, что Еп.Алексий имел полномочия экзарха, и он отказался отправиться в Елец, настаивая на приезде представителей управляющего Воронежской епархии в Харьков. Эти настороженные отношения порой влияли и на позицию «буевских» украинских общин, в частности тех, которые возглавлял в Изюмском окр. благочинный прот.Григорий Попов.

Так, когда настоятель окормляемого Еп.Павлом храма в с.Петровском о.Иоанн Лисицкий приехал на праздник в с.Карповку, ему не позволили служить в местной «буевской» церкви.[20]

За короткий срок — лето 1928 — к Еп.Павлу перешло около двадцати сергианских общин. Первым был приход церкви в Дергачах, затем собора в Золочёве, храмов в Балаклее, четырёх сёл Богодуховского района, двух сёл Ахтырского района (Сумской епархии) и т.д. Своим Владыкой Еп.Павла (Кратирова) признали и четыре сельских прихода Екатеринославской (Днепропетровской) епархии. От всех общин он требовал законно принятого постановления о присоединении к нему.

Затем к Еп.Павлу обратился один из старобельских благочинных, прот.Антоний Попов, чтобы перейти к нему со всеми приходами своего округа. В конце июля — начале августа Вл.Павел служил в храмах Изюмского окр., но после жалобы сергианского еп.Константина (Дьякова) был вызван в местное отделение ОГПУ; затем в Харьковском ОГПУ от него потребовали перестать возносить имя Патриаршего Местоблюстителя Митр.Петра. После его отказа последовал запрет административных органов на дальние поездки и дальнейшее присоединение приходов. Еп.Павел (внешне – ред.) подчинился и ответил при встрече прот. Антонию Попову, что больше общин не принимает. Однако последний всё же прислал Владыке постановления своего и соседнего прихода о присоединении к нему. Вскоре о.Антоний был арестован и сослан в Бийск. Подобные репрессии были не единичны. Так, прот.Петропавлов из Екатеринославской епархии лишился храма и был арестован после подачи заявления сергианскому епископу Августину (Вербицкому) о переходе к Еп.Павлу.

В конце сентября 1928 Еп.Павла (Кратирова) вновь вызвали в ОГПУ и разрешили дальние поездки, каждый раз с особого разрешения, но в марте 1929 последовал окончательный запрет. Выезжать на службы в другие города Еп.Павел перестал, хотя принимать под своё окормление общины продолжал, и не только в Харьковской и Сумской епархиях.

Так, в 1930 к нему перешли иосифлянские приходы Киева, бывшие сергианские общины Ананьева Одесской епархии, Глухова и Нежина Черниговской епархии, Курска, сл.Засосной Острогожского окр., с.Нескучное Липецкого окр., в январе 1931 — с.Мелекино Мантушского района Мариупольского окр. и др. После ареста Архиеп.Димитрия Еп.Павел поддерживал отношения с еп. Нарвским Сергием (Дружининым) — писал ему, посылал в Ленинград несколько человек для рукоположения. Так как часть иосифлянских общин относилась к Еп.Сергию с недоверием и не признавала в качестве руководителя движения, он был обрадован благожелательной позицией Еп.Павла.[21]

С 1925 в Харькове жили четыре высланных киевских архимандрита, двум из них, признававшим Декларацию было разрешено вернуться в Киев, а другие — бывший настоятель Киево-Печерской Лавры Климент (Жеретиенко) и её наместник Макарий (Величко) — остались в Харькове. Вместе с игум.Евстратием (Грумковым) и четырьмя монахами они образовали общину и служили тайно на квартирах. Архимандриты Климент, Макарий и игум.Евстратий написали митр.Сергию о своём отходе от него и были запрещены в священнослужении. С начала 1928 они окормлялись у Еп.Димитрия, а осенью при посредничестве игум.Клавдия (Савинского) перешли к Еп.Павлу. Так же поступил и ряд приходов Харьковской епархии.

Далеко не такие хорошие отношения установились у Еп.Павла с двумя очень авторитетными на Украине истинно-православными священнослужителями — прот.Григорием Селецким и игум.Варсонофием (Юрченко). Управляющий Елисаветградской (Зиновьевской) епископией прот.Григорий Селецкий, в 1926 высланный в Харьков, ещё в ноябре 1927 открыто выступил против деклараций митр.Сергия и митр.Михаила (Ермакова). В Киеве и Харькове он тогда не нашёл прямой поддержки, поэтому поехал в Москву. Попытка повлиять на митр.Сергия при личной встрече оказалась безуспешной. Большое значение имела беседа с М.А.Новосёловым, который резко отзывался о Заместителе Местоблюстителя и говорил о необходимости отхода. О.Григорий Селецкий встречался также с проф. А.Ф.Лосевым, протоиереями Сергием Мечевым и Владимиром Воробьёвым. В результате он окончательно решил отделиться от митр.Сергия и летом 1928 вместе с прот.Николаем Виноградовым отвёз письменное ходатайство духовенства Зиновьевской епископии Еп.Димитрию (Любимову) о принятии под окормление. Вл.Димитрий согласился, но посоветовал в необходимых случаях окормляться у Еп.Павла как ближайшего иосифлянского архиерея. Интересно, что о.Григорий привёз из Ленинграда полученное от прот.Феодора Андреева послание главы Зарубежного Синода Митр.Антония (Храповицкого).[22]

О.Николай Виноградов и живший в Харькове игум.Варсонофий (Юрченко) посетили Еп.Павла, но в ходе беседы выразили сомнения в его православности, и Владыка даже отказал им в благословении. У группы Селецкого — игум.Варсонофия сложились хорошие взаимоотношения с Еп.Дамаскином (Цедриком) Черниговским. Летом 1929 о.Григорий посетил последнего в Стародубе и установил, что у них существует лишь незначительная разница во взглядах. Выяснилось, что расхождения еп. Дамаскина с иосифлянами основаны, по словам Селецкого, «главным образом на недоразумении», так как Владыка ошибочно думал, что Архиеп.Димитрий считает всех не принадлежащих к ИПЦ, в том числе и не согласных с митр.Сергием, безблагодатными. Во время приезда о.Григория Еп.Дамаскин как раз отправил своего посланца в п.Хэ, к месту ссылки Митр.Петра. Известно, что Патриарший Местоблюститель не передал с ним письменного ответа, хотя оценил, по словам Еп.Дамаскина, церковную ситуацию в том же духе, что и он. В октябре 1929 еп. Дамаскин был арестован и отправлен в Соловецкий лагерь. После его ареста игум.Варсонофий организовал оказание материальной помощи Владыке.[23]

Харьковские иосифляне и сами пытались установить отношения с Митр.Петром, рассчитывая добиться от него решительного слова по поводу Декларации 1927 и назначения вместо митр.Сергия другого Заместителя Местоблюстителя. Однако отправленный ими в 1928 белгородский священник был по пути арестован. Позднее о.Григорий Селецкий и киевский иосифлянин Г.Косткевич предлагали поехать к месту ссылки Митр.Петра одной из посыльных ИПЦ О.И.Лекторской, но она в конце концов отказалась. Из киевлян о.Григорий был наиболее близок с о.Анатолием Жураковским, хотя их взгляды не во всем совпадали. Так, когда о.Анатолий в беседе с ним поднял вопрос «о необходимости организационного оформления общин, порвавших с Сергием», в самостоятельную церковную структуру и об объявлении Митр.Иосифом себя Заместителем Местоблюстителя, о.Григорий отнёсся к этому отрицательно.[24]

Видную роль играл игум.Варсонофий (Юрченко), в 1926 высланный в Харьков из Одесской епархии, где он был благочинным Первомайского окр. В конце 1927—1928 вокруг него сложилась большая тайная община из жителей Харькова и верующих Донбасса, Кубани, Белоруссии, Полтавского, Херсонского, Одесского округов. Окормлял о.Варсонофий и своих бывших прихожан в Первомайске и Александрии (Елисаветградской епархии). Посещали игумена, ставшего центром определённого церковного круга, и насельники разогнанных украинских монастырей, послушниц он постригал в монахини.[25] Иосифляне не имели в Харькове своего храма, и на квартире игум.Варсонофия постоянно проводились тайные службы.

В протоколе допроса одного из мирян, входивших в харьковскую общину о.Григория Селецкого, сказано: «Особое место в контрреволюционной деятельности Юрченко занимала периферия. Сферой его деятельности являлась территория быв.округов — Первомайского, Зиновьевского, Александрийского и Кременчугского. Эта территория обслуживалась через специально назначенных лиц... Все эти лица приезжали в Харьков к Юрченко и получали от него конкретные указания и политическую установку деятельности... Последний год вопросы практического руководства периферией касались главным образом текущих политических событий — коллективизации, раскулачивания, налогов и др.» (протокол допроса И.Чубцова; февраль 1931).[26]

Массовые аресты харьковских иосифлян прошли в ночь с 16 на 17 января 1931. Еп.Павел (Кратиров) 5 января 1932 скончался в тюремной больнице, архим.Макарий (Величко) и игум.Евстратий (Грумков) были приговорены к 5 годам заключения и погибли в Свирских лагерях. Прот.Григорий Селецкий был приговорён к 10 годам лишения свободы, в заключении находился в Темниковском, а затем в Беломорском лагерях.[27]

Значительное распространение в Харьковской и Сумской епархиях имело так называемое стефановское, или «подгорновское», движение. Все его участники были убеждёнными противниками митр.Сергия и окормлялись иосифлянскими архиереями — последовательно Еп.Варлаамом (Лазаренко), Еп.Алексием (Буем) и Еп.Павлом (Кратировым). Возникло движение ещё в 1912 среди духовных детей афонского иеросхимонаха Стефана (Подгорного).

Стефановцы практически ничем не отличались от остальных православных, кроме почитания старца и исполнения его заветов: не пить, не курить, святить питьевую воду и т.п. Движение получило наибольшее распространение на юге Курской губ. — родине старца, где жили его родственники, в том числе сын и внук.

Как раз его внук Василий Подгорный и стал в 1920-е годы руководителем стефановцев. Он служил в деникинской армии, затем в РККА, 19 марта 1922 был рукоположен Еп.Корнилием в Сумах во диакона, а 20 сентября 1922 тем же епископом, уже перешедшим в обновленчество, во священника. После освобождения Патр.Тихона о.Василий ездил к нему, принёс покаяние и был принят в сущем сане. Движение оформилось к 1924. По инициативе бывшего иеромонаха Суздальского монастыря Исайи (Кушнарёва) в декабре в с.Дроновка Курской губ. состоялось собрание последователей старца Стефана. Проходило оно без разрешения властей. Вопрос о епископе был не решён, но благочинным или духовником всех стефановцев избрали о.Василия, а уполномоченным — иеромон.Исайю. Толчком для организационного объединения стала резолюция митр.Назария, в которой участники движения назывались сектантами. В начале 1925 делегация стефановцев ездила к управляющему Харьковской епархией еп.Константину (Дьякову), но он не принял её. А вот его помощник еп. Лебединский Варлаам (Лазаренко) отнёсся очень благожелательно и даже рукоположил одного стефановца во священника. После назначения Еп.Варлаама в Майкоп о.Василий Подгорный ездил к митр.Сергию (Страгородскому) в Нижний Новгород с жалобой на еп.Константина и просьбой дать им другого архиерея. Заместитель Местоблюстителя отдельного епископа стефановцам не назначил, но подчинил их общины в Курской губ. еп. Рыльскому Павлину (Крошечкину), а в Харьковской губ. — еп.Константину (Дьякову), написав последнему, чтобы он изменил своё отношение к последователям старца Стефана.[28]

После опубликования Декларации о.Василий Подгорный сразу же поехал к Еп.Варлааму (Лазаренко), жившему в горах под Майкопом. Владыка также отрицательно отнёсся к Декларации, решил не подчиняться митр.Сергию и отправиться по просьбе стефановцев на Украину, чтобы рукоположить для них несколько священников. В конце августа Еп.Варлаам поселился в с.Угроеды Сумского окр., а затем переехал в с.Русская Березовка Белгородского окр. (к этому времени южная часть Курской губ. была разделена между этими двумя округами). Владыка с разрешения Грайворонского райадмотдела служил в церкви Русской Березовки до 10 декабря 1927. Затем его вызвали в ОГПУ, но епископ скрылся и, перейдя на нелегальное положение, поселился в с.Дроновка. В феврале — начале марта 1928 Еп.Варлаам встретился в Ленинграде с Вл.Димитрием и получил, по свидетельству о.Василия Подгорного, указание передать стефановские общины ближайшему иосифлянскому архиерею — Еп.Алексию (Бую). 18 марта такая передача состоялась, и Еп.Варлаам уехал в Майкоп, но отношения с «подгорновцами» продолжал поддерживать вплоть до своего ареста в сентябре 1929.[29]

Первоначально Еп.Алексий назначил о.Василия Подгорного благочинным Всея Украины и Кавказа, но уже вскоре — лишь благочинным Сумского церковного округа (включавшего Сумской, Харьковский, Артёмовский, Белгородский и Владимирский округа, где также существовали стефановские общины). Кроме того, он в марте 1928 перевёл его из Ильинской церкви с.Угроеды в Андреевскую г.Сумы. В 1928 стефановцы провели второе собрание, на котором избрали благочиннический совет в составе свящ.Василия Подгорного, иеромон.Иоасафа (Черченко) и мирян А.В.Пономарёва, И.Ф.Кондратенко. Этот совет тоже периодически проводил свои заседания. Движение постепенно получало всё большее распространение, охватив Купянский окр., Донбасс; даже в Таганроге появился стефановский молитвенный дом со священником. Только в Сумской области существовало около двадцати приходов: в Сумах, Ахтырке, сл.Большая Писаревка, на ст.Краснополье, в сёлах Вольное, Яблочное, Радомля, Вязомля, Тростянец, Криничное и др.

После ареста Еп.Алексия (Буя) в апреле 1929 стефановские общины обратились с просьбой к Еп.Павлу (Кратирову) принять их. Владыка соглашался принять их не в качестве единой «подгорновской» общины, а как отдельные приходы. Поэтому присоединение не состоялось, хотя Еп.Павел фактически окормлял их: давал архиерейские советы, улаживал различные конфликты в общинах, направлял несколько раз их кандидатов для рукоположения к Архиеп.Димитрию в Ленинград и даже посылал священнослужителей, переходящих из других течений, к о.Василию Подгорному как благочинному Сумского округа. Еп.Павел вообще очень благожелательно относился к стефановцам и защищал перед Вл.Димитрием, которому далеко не всё нравилось в них (некоторые ленинградские иосифляне считали последователей старца Стефана чуть ли не сектантами).[30]

«Подгорновские» общины состояли в основном из зажиточного крестьянства и отрицательно относились ко многим мероприятиям советских государственных органов. Тем более что существовало пророчество старца, что советская власть падёт в 1933. Особенно обстановка накалилась в 1930 в связи с проведением массовой коллективизации; в сёлах, где были стефановцы, она осуществлялась с большим трудом. Так, по данным следствия, председатель церковного совета Тростянецкого прихода И.Кондратенко публично заявлял: «Грабят и грабят крестьян без конца, а крестьяне-дурни ещё и хлеб добровольно сдают. Не надо сдавать хлеб антихристу, ибо наш хлеб — это наша кровь, которую антихрист пьёт вместо вина, как написано в наших святых книгах».[31]

Летом 1930 волна антиколхозных выступлений прокатилась по сёлам Больше-Писарёвского, Богодуховского и Ахтырского районов, почти исключительно там, где существовали стефановские общины. Поляное, Люджа, Верхняя Люджа, Вольное, Верхняя Пожня, Добринское, Солдатское, Корбины Иваны, Большие Иваны, Сенное и Бахиревка. Из протокола допроса о.Василия Подгорного: «Мне известна попытка Кушнарёва Исайи, иеромонаха хут.Высокого Ахтырского р-на, поднять народ на "крестовый поход” против советской власти в с.Никитовке Тростянецкого р-на. Летом 1930 г... с этой целью он выступил в церкви с проповедью против советской власти и предложил верующим двинуться против неё "крестовым походом”... У него был план двинуться вместе с народом на Тростянец. Но эта попытка потерпела неудачу». В протоколе допроса иеромон.Исайи сказано, что, следуя его призывам, никто из членов общины не вступал в колхоз и другие советские организации. В обвинительном заключении стефановцев значатся два вооруженных восстания под руководством Фомы Трохова и Петра Змиевского: 8 июля в с.Корбины Иваны и 10 августа в с.Вольном. Именно эти выступления послужили единственным аргументом ОГПУ для того, чтобы все иосифлянское движение охарактеризовать как «повстанческую, террористическую организацию». На самом деле указанные восстания были подняты даже без одобрения благочиннического совета стефановцев. Ф.Трохов пытался получить благословение о.Василия Подгорного, говорил, что его выбор — «зелёная армия», но поддержки не нашёл.[32]

Вскоре после подавления волнений в сёлах Сумского и Харьковского округов — 16 октября 1930 — были арестованы 13 стефановцев, в том числе о.Василий Подгорный и ещё два члена благочиннического совета. Аресты остальных стефановских священников проводились позднее, в декабре 1930 — январе 1931. Настоятель церкви Архангела Михаила г.Ахтырки о.Филипп Назарчук был арестован после того, как 7 декабря отказался дать в милиции подписку, что не будет препятствовать снятию колоколов.

17 октября 1930 был арестован руководитель стефановских общин в Донбассе о.Феодор Павлов. Он служил настоятелем Крестовоздвиженского молитвенного дома в Дебальцево и, кроме того, окормлял общины в городах Макеевке, Сталино, Славянске, Верхнянске, Артёмовске, Ровенеках, сёлах Фащевка, Чернухино, Константиновка, Никитовка. Верхнянская группа насчитывала 200 человек, дебальцевская — 80, остальные были меньше (из протокола допроса о.Феодора Павлова). Стефановская община в Дебальцево была создана в конце 1927 иеромон.Исайей (Кушнарёвым), а в начале 1928 о.Василий Подгорный прислал в город о.Феодора Павлова. После ареста о.Феодора служб уже не было, хотя в Дебальцево приезжали священнослужители из соседнего иосифлянского прихода на ст.Ханжоновка — мон.Ананий (Чернов) и о.Митрофан Дусь. В общине были две монахини — Екатерина (Батюшкова) и Мария (Тараканова). Четыре члена приходского совета были арестованы 16 января 1931.[33]

Известно о существовании других истинно-православных общин в Донбассе. В Кадиевском окр. (с 1929) было три прихода: в с.Соколово Первомайского района (настоятель храма о.Сергий Петров), в с.Анненское Кадиевского района (о.Никифор Полоус) и в с.Троицкое Папаснянского района (о.Аркадий Соловьёв). Они окормлялись у Еп.Павла (Кратирова) и были арестованы в январе 1931.[34]

Большая группа иосифлянских общин существовала в Сталинском (Донецком) окр. во главе со священниками Серафимом Кирилловым и Николаем Толмачёвым. В неё входили приходы в Елизаветовке, Григорьевке-1, Григорьевке-2, Ясиноватой, Старо-Бешево, Рутченково, Андреевке, Ольговском и др. О.Серафим и о.Николай поддерживали отношения с Еп.Павлом с конца 1927, хотя официально присоединились к нему только в 1930. Они несколько раз проводили нелегальные собрания истинно-православного духовенства, например, в июле 1929 в с.Старо-Бешево. В протоколе допроса о.Николая Толмачёва сказано: «В 1927 г. я получил от Еп.Павла Кратирова в Харькове на его квартире предложение организовать подпольные "хатнические”* группы, которым уделялось исключительное внимание и на которые возлагались большие надежды. Эти подпольные группы, организованные по возможности в каждом селе, в каждой фабрично-заводской местности, по словам Павла Кратирова, должны были быть базой контрреволюции, активом самой жесточайшей непримиримой борьбы против советской власти».[35]

* Т.е. собиравшиеся на моления, собрания в хате (избе).

Среди донецких иосифлян были иоанниты. Их община, в частности, существовала в с.Ольговском. С ней постоянно поддерживал отношения один из руководителей иоаннитов на Западной Украине, о.Григорий Никитин. Тайные моления проходили в доме Д.Г.Шаховцова. Из Подольской епархии переехала в 1930 в Сталинский окр. иоаннитка монахиня Пелагея (Бойко). В январе 1931 были арестованы: о.Серафим Кириллов, о.Николай Толмачёв, священник Феодор Орловский, мон.Пелагея (Бойко), церковный регент П.А.Орловский и миряне Д.Г.Шаховцов и С.М.Шулина.

С Еп.Павлом (Кратировым) и о.Серафимом Кирилловым была связана и часть отделившихся от митр.Сергия священнослужителей Мариупольского окр. Антисергианские настроения в округе появились после того, как высланный в Сибирь еп. Мариупольский Антоний (Панкеев) был смещён в 1928 со своей кафедры Заместителем Местоблюстителя.

Недовольство выражали прежде всего члены братств и сестричеств, организованных еп.Антонием. В самом Мариуполе антисергианам некоторое время принадлежал греческий соборный храм, но с 1929 миряне, отделившиеся от митр.Сергия, уже тайно собирались только в доме М.Е.Кузнецова, где жил истинно-православный монах Тихон (Даниленко). Кроме того, в округе было несколько сельских несергианских храмов: в с.Кирпичево (настоятель о.Иоанн), с.Петриковка (мон.Андрей), с.Мелекино (о.Симеон Романенко), на ст.Майорск (иеромон.Ананий Березовский). Некоторые из них в 1930 — январе 1931 перешли под окормление Еп.Павла. В начале 1931 по делу Истинно-Православной Церкви в Мариуполе было арестовано шесть человек.[36]

Часть иосифлянских приходов Донбасса окормлял ещё один украинский истинно-православный архиерей — еп. Бахмутский и Донецкий Иоасаф (Попов). В его ведении находилось несколько сельских храмов Артёмовского (Бахмутского) окр.: в с.Нижне-Дуванка с сентября 1929, в с.Индутном с апреля 1930, в с.Николаевка с сентября 1930, а также молитвенный дом на ст.Ханжоновка. С конца лета 1929 Еп.Иоасаф окормлял и иосифлянскую общину в Рыкове Сталинского окр. В этом городе в начале 1929 о.Иоанн Протопопов и иеромон.Алиподист отделились от митр.Сергия. Они служили в Покровском молитвенном доме и поминали епископов Павла (Кратирова) и Алексия (Буя), но вскоре молитвенный дом был закрыт, а священнослужители арестованы (о.Иоанн в 1930 расстрелян). В августе Еп.Иоасаф (Попов) приехал в Рыков и совершал требы. Осенью 1929 были арестованы несколько мирян, но вскоре освобождены, иосифлянская община просуществовала в городе ещё несколько лет. Вл.Иоасаф недоброжелательно относился к стефановцам, и по просьбе их донбасских общин Еп.Варлаам (Лазаренко) написал ему в 1929 письмо в защиту последователей старца Стефана. Правда, послание было перехвачено ОГПУ, и этот конфликт так и не был полностью улажен.

С 1925, после ухода на покой, Еп.Иоасаф жил не в Донбассе, а в Новомосковске Днепропетровского окр. В ноябре 1928 после поездки в Ленинград и встречи с Еп.Димитрием он присоединился к иосифлянам.[37] Вернувшись на Украину, Владыка ещё несколько месяцев оставался на покое, а затем перешёл к активной деятельности, В мае 1929 он поехал служить в Артемьевск. Через несколько дней епископа вызвали в Харьковское ОГПУ и предложили условия легальной деятельности в качестве правящего архиерея: когда у Владыки наберётся 10-15 признающих его приходов, представить их список для регистрации, после чего будет выдано официальное удостоверение с правом посещения этих общин (здесь вновь проявилась или политика использования любых форм разделения в Русской Церкви, либо желание выявить неугодных лиц). Еп.Иоасаф отказался, заявив, что не собирается управлять епархией. Однако уже в июне он снова поехал в Ленинград, где пробыл восемь дней, пытаясь убедить Архиеп.Димитрия передать под его окормление иосифлянские приходы Артёмовского и Донецкого (Сталинского) округов. Еп.Димитрий отказал ему.

Просмотров: 663 | Добавил: Admin | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:

Форма входа

Поиск

Календарь

«  Январь 2013  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031

Архив записей

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 21

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0