Исходя изъ этого, патріархъ Тихонъ благословилъ профессору доктору М.А. Жижиленко пока принять тайное монашество:
— «А если въ будущемъ высшая церковная іерархія не устоитъ и изменитъ Христу, предастъ независимость и духовную свободу Церкви Христовой и подчинится приказамъ советскаго правительства, тогда мне, какъ сказалъ Патріархъ, надо принять санъ епископа тайной Церкви...».
И онъ, въ ознаменованіе предательства и измены, произшедшей въ высшей іерархіи въ лице митрополита Сергія, сталъ тайнымъ епископомъ Серпуховскимъ, какъ бы однимъ изъ викаріевъ Московскихъ.
Ныне известно, что тайную хиротонію надъ нимъ совершили митрополитъ Петроградскій Іосифъ и епископъ Гдовскій Димитрій. Но Богу было угодно, что это не осталось тайной отъ гонителей-враговъ. Въ 1929 году епископъ Максимъ былъ арестованъ. По началу онъ получилъ три года лагерей строгаго режима, но черезъ шесть месяцевъ, въ декабре 1930 года, онъ былъ снова арестованъ въ лагере, отправленъ въ Москву и тамъ разстрелянъ, какъ епископъ Катакомбной Церкви, не признающій митрополита Сергія и отвергающій актъ его примиренія съ советской властью (Протопр. Михаилъ Польскій, «Новые мученики россійскіе», томъ 2).
Архiепископъ Угличскiй Серафимъ
Серафимъ, архіепископъ Угличскій, еще молодымъ миссіонеромъ служилъ въ Америке вместе съ епископомъ Тихономъ, будущимъ патріархомъ. Епископъ Тихонъ, впоследствіи переведенный въ Ярославль, вызвалъ изъ Америки отца Серафима себе въ помощь. Въ 1920 году патріархъ Тихонъ рукоположилъ архимандрита Серафима во епископа Угличскаго. Въ 1924 году Святейшій возвелъ преосвященнаго Серафима въ архіепископы.
После ареста заместителя местоблюстителя, митрополита Іосифа, въ эту должность вступилъ архіепископъ Серафимъ, но удержался въ ней около четырехъ месяцевъ. Самъ архіепископъ понималъ изъ опыта предшственниковъ по заместительству местоблюстителей Патріаршаго Престола, что и онъ лично обреченъ, какъ и выбранный имъ его преемникъ. Поэтому, вступивъ въ декабре 1926 года въ обязанности заместителя, онъ не намечалъ никого себе въ преемники. И на допросахъ въ Московскомъ ГПУ ему задавали вопросъ: «Кто же возглавитъ Церковь, если васъ не выпустятъ? — На это онъ мудро отвечалъ, — Самъ Господь Іисусъ Христосъ! — Все ведь у васъ оставляли заместителей: и Тихонъ патріархъ, и Петръ митрополитъ? — Ну, а я на Господа Бога оставилъ Церковь...»
Ему предлагали подписать «декларацію», подобную той, которую подписалъ митрополитъ Сергій, но онъ отвечалъ: «Я не считаю себя въ праве решать такіе принципіальные вопросы безъ старшихъ іерарховъ!».
Удивленное такими ответами архіепископа Серафима, ГПУ выпустило его и отправило въ Угличъ.
Уступая митрополиту Сергію должность заместителя местоблюстителя Патріаршаго Престола, архіепископъ глубоко доверялъ ему, но когда тотъ издалъ свою «декларацію» отъ 16/29 іюля 1927 года архіепискпопъ выступилъ противъ митрополита Сергія съ обличеніемъ и «актомъ отхода», 24 января/6 февраля 1928 года, подписаннымъ митрополитомъ Агаѳангеломъ, викарными епископами Ярославской епархіи и митрополитомъ Петроградскимъ Іосифомъ. Въ связи съ этимъ онъ былъ арестованъ и приговоренъ къ пяти годамъ концлагерей, которые отбывалъ на Соловецкихъ островахъ.
Въ марте 1932 года его освободили, но направили въ область Коми. «Онъ слабелъ телесно, но духомъ былъ твердъ. Онъ считалъ, что въ эпоху гоненій не должно быть единаго центральнаго Церковнаго Управленія. Епископъ долженъ управлять самъ своей епархіей; въ ссылке онъ возглавляетъ тайную Церковь тамъ, где проживаетъ, ставитъ тайныхъ священниковъ, совершаетъ тайные постриги...Отъ верующихъ я слышалъ, что архіепископъ изъ ссылки не выходилъ. Ея срокъ кончался въ 1935 году. Говорили глухо, что где-то онъ погибъ, безъ медицинской помощи, въ лишеніяхъ, чему поверить легко, кто знаетъ состояніе его больного сердца еще въ 1932 г.», — сообщаетъ протопресвитеръ Михаилъ Польскій.
Архiепископъ Гдовский Дмитрiй (Любимовъ)
Родился онъ въ 1857 году. Получилъ высшее духовное образованіе. Окончивъ СПБ Духовную Академію. Прежде чемъ стать епископомъ былъ многіе годы настоятелемъ одной изъ церквей Петрограда.
Въ 1925 году рукоположенъ во епископа Гдовскаго, викарія Петроградской епархіи. Предвидя свой арестъ, заместитель местоблюстителя, митрополитъ Іосифъ возвелъ его въ санъ архіепископа и оставилъ после себя по Петроградской епархіи своимъ заместителемъ.
Архіепископъ Димитрій былъ очень стойкій, безстрашный іерархъ. Какъ заместитель митрополита Іосифа онъ объединялъ многія тайныя церкви. Здесь мы приведемъ одно изъ его писемъ, очевидно, еще не опубликованное, московскому священнику Александру Сидорову на донесеніе последняго о попыткахъ митрополита Сергія запугать отошедшихъ и непризнающихъ его священниковъ:
«Благодать Господа нашего Іисуса Христа и любовь Бога и Отца и причастіе Святаго Духа да будетъ съ Вами, возлюбленный о Господе отецъ Александръ. Да поможетъ вамъ Господь пребывать въ мире, единодушіи и единомысліи, въ твердомъ исповеданіи чистоты и истины православной веры, съ любовью во всемъ, помогая другъ другу.
Не смущайтесь никакими прещеніями, которыя готовятъ вамъ отступники отъ веры Христовой. Никакіе запрещенія или изверженія изъ сана митрополитомъ Сергіемъ, его Синодомъ или (его) епископами для васъ недействительны. Доколе останется хоть одинъ твердо-православный епископъ, имейте общеніе съ таковымъ. Если же Господь попуститъ и вы останетесь безъ епископа, да будетъ Духъ истины, Духъ Святый, со всеми вами, Который научитъ васъ решать все вопросы, могущіе встретиться на вашемъ пути, въ духе истиннаго Православія.
Где бы я ни былъ, моя любовь и мое благословеніе будетъ съ вами и съ вашей паствой.
+ Димитрій, епископъ Гдовскій городъ Петроградъ 28 ноября 1928 года»
Въ 1929 году архіепископъ Димитрій былъ арестованъ советскими властями за непризнаніе митрополита Сергія. Въ 1930 году онъ находился въ тюрьме Ленинграда.
Владыка архіепископъ деятельно насаждалъ Катакомбную Церковь. Это и послужило къ главному обвиненію противъ него. Онъ былъ разстрелянъ «за поощреніе тайныхъ странствующихъ церквей» въ 1938 году въ возрасте 83 летъ.
Архіепископъ Андрей (в міру князь Ухтомскій) — одинъ изъ очень известныхъ катакомбныхъ іерарховъ. Монашеское служеніе выбралъ съ юности: въ 20 летъ сталъ послушникомъ. Въ 1912 году былъ епископомъ Сухумскимъ и Абхазскимъ, затемъ епископомъ Казанскимъ. Принадлежа къ дореволюціонному епископату, владыка Андрей въ 1917 году былъ кандидатомъ на Петроградскую каѳедру. Но большинство оказалось на стороне второго кандидата — митрополита Веніамина... По порученію патріарха Тихона, владыка Андрей рукоположилъ въ санъ епископа архимандрита Питирима (Ладыгина). Черезъ его же руки прошло и рукоположеніе, совершенное въ строжайшей тайне двумя ссыльными епископами, и отца Валентина Войно-Ясенецкаго, профессора и доктора медицины, въ санъ епископа, подъ именемъ Луки, нарочито выбраннымъ владыкой архіепископомъ Андреемъ.
Архіепископъ Андрей призывалъ твердо стоять въ Православіи, не отступать отъ него, какъ бы этого ни добивались большевики и обновленцы. Народъ его очень любилъ.
Въ 1927 г., на Духовъ день его вызвали въ Москву. Верующіе провожали его до станціи, все плакали, зная, что видятъ его въ последній разъ.
Архіепископъ Андрей былъ разстрелянъ въ Ярославскомъ изоляторе. Объ этомъ разстреле ходитъ живое преданіе, въ связи съ чудеснымъ знаменіемъ, бывшимъ при этомъ. Передъ разстреломъ архіепископъ попросилъ разрешенія помолиться. Палачи дали несколько минутъ осужденному. Владыка сталъ на колени. И какъ бы облако покрыло его, и онъ исчезъ изъ вида. Исполнители казни такъ растерялись, что совершенно не знали, что и делать. Убежать онъ не имелъ возможности и въ то же время его не было... И только примерно черезъ часъ святитель оказался стоящимъ на коленяхъ въ пламенной молитве на прежнемъ месте, какъ бы покрытый светлымъ облакомъ, которое быстро разсеялось. Убійцы были рады, что жертва передъ ними, что имъ не придется отвечать за исчезновеніе и они поторопились привести въ исполненіе приговоръ...
Надо воздать должное почитаніе всему епископату Всероссійской Православной Церкви. За очень редкимъ исключеніемъ, все епископы устояли при жесточайшемъ гоненіи на веру Христову и закончили жизнь славнымъ подвигомъ мученичества и исповедничества.
(Характерны показанія на суде катакомбнаго епископа Марка /Михаила Новоселова/:
«Я являлся недругомъ советской власти, поскольку советская власть является властью безбожной и даже богоборческой. Я считаю, что, какъ истинный христіанинъ, не могу укреплять какимъ бы то ни было путемъ эту власть. ... Единственный выходъ для Церкви въ этихъ условіяхъ — пассивное мученичество, но никакъ не активное сопротивленіе советской власти » — цитируется по: А.В. Псаревъ «Йсторія Русской Церкви новейшаго періода»)
Почти все епископы объявили свое непріятіе «Деклараціи» митроп. Сергія, какъ это выразилъ епископ Дамаскинъ: «Это не — легализація (Церкви), а — ликвидація!»
Приведенныя выше имена епископовъ — только незначительная часть всего состава. И, какъ говорилъ хорошо осведомленный священникъ въ лагере, почти въ каждый городъ Россіи былъ рукоположенъ епископъ Патріархомъ Тихономъ и того времени епископатомъ, такъ что считается число всехъ епископовъ Россійской Православной Церкви приблизительно достигало тысячи архіереевъ. Несомненно учитывая и такихъ, которые были рукоположены тайно.
(Роль Патріарха Тихона въ становленіи Катакомбной Церкви подтвердилъ на допросе епископъ Сергій Дружининъ, сказавшій:
«Патріархъ Тихонъ съ террасы своей кельи въ Донскомъ монастыре кричалъ епископу Андрею (Ухтомскому): "Владыко, посвящай больше архіереевъ!” Впоследствіи всемъ епископамъ, приходящимъ къ нему, онъ говорилъ: "Большевики хотятъ всехъ архіереевъ, священниковъ перестрелять. Чтобы Церковь не осталась безъ епископата, безъ архіереевъ, необходимо посвящать въ священство и постригать въ монашество какъ можно больше”» — цитируется по: А.В. Псаревъ «Исторія Русской Церкви новейшаго періода»).
Некоторые сомневаются въ этомъ и считаютъ такую цифру сильно преувеличенной. Но наличный епископатъ того времени отдавалъ себе ясный отчетъ въ великомъ «расходе», который понесетъ епископатъ при массовомъ уничтоженіи его со стороны гонителей.
(Архивныя данныя показываютъ, что къ 1937-му году органами НКВД были арестованы практически все священники, которые хоть въ какой-то степени противостояли советской власти. Среди нихъ было много священниковъ, официально подчинившихся митрополиту Сергію, но это никакъ не изменило ихъ судьбы. По групповымъ деламъ 1937-38-го гг. большинство арестованныхъ священнослужителей было разстреляно. Именно въ эти годы были разстреляны митрополиты, архіепископы, епископы и активные участники катакомбнаго движенія — А.В. Псаревъ «Исторія Русской Церкви новейшаго періода»).
Но можно ли считать, что весь епископатъ былъ уничтоженъ? Конечно же, нетъ. Здесь совершенно не учитываются те епископы, которые рукоположены тайно. Напримеръ, епископъ Уаръ, пользовшійся большой известностью въ средней Россіи. До сего времени имеются стойкія группы катакомбниковъ, которые ведутъ начало отъ него, пользуются его руководствомъ... А группа Уфимскихъ епископовъ, во главе съ архіепископомъ Андреемъ Уфимскимъ, о которомъ новообновленческій «митрополитъ» Мануилъ сообщаетъ необъективные данные, — объ этой группе епископовъ, очевидно, не сообщается нигде въ главныхъ источникахъ... Въ лагеряхъ, въ пятидесятые годы, сиделъ «епископъ Борисъ», по фамиліи Черновъ, тоже, насколько можно судить, ни въ какихъ спискахъ не встречающійся... А тайные епископы, которые, возможно, живы и доселе, какъ епископы — Никодимъ, Досиѳей, Алфей и прочіе, о которыхъ нетъ данныхъ. А разве только те и существуютъ, которыхъ мы «знаемъ»? Ведь наше знаніе не определяетъ «существованія»! Неужели епископы тайной Церкви не понимали, что ожидаетъ Церковь въ будущемъ? Неужели они не позаботились о томъ, чтобы оставить по себе преемниковъ? Но все это прикрыто непроницаемой тайной. Только одно несомненно, что Катакомбная Церковь существуетъ!
Вследъ за своими епископами-мучениками множество священниковъ, иноковъ и мірянъ закончили жизнь славнымъ подвигомъ мученичества и исповедничества.
Мученическая смерть отца Петра Скипетрова
Первомученикомъ всего Россійскаго духовенства, по промыслу Божію, оказался протоіерей о. Іоаннъ Александровичъ Кочуровъ. (Описаніе жизни и мученическаго подвига о. Іоанна Кочурова помещено въ №1 «Православной жизни» за 2002 г.).
Вторымъ среди россійскаго духовенства принялъ мученическую смерть отецъ Петръ Скипетровъ.
Престарелый протоіерей Петръ Іоанновичъ Скипетровъ былъ настоятелемъ храма въ честь святыхъ мучениковъ Россійскихъ князей Бориса и Глеба, при Невской заставе, въ Петрограде. При этой церкви находилась знаменитая часовня «Иконы Божіей Матери Всехъ Скорбящихъ Радости». Часовня эта пользовалась особымъ вниманіемъ простого и беднаго люда. А въ революцію 1917 года, такъ неожиданно налетевшую на Россію, когда вся жизнь превратилась въ сплошной адъ, сюда стекались сотни тысячъ богомольцевъ, обездоленныхъ людей, чтобы получить въ молитве помощь отъ чудотворной иконы и утешительное слово отъ настоятеля, престарелаго протоіерея о. Петра Скипетрова.
Какъ-то въ первые дни революціи большой отрядъ распропагандированныхъ и пьяныхъ матросовъ и красноармейцевъ заполнилъ дворъ Александро-Невской лавры. Чекисты требовали допуска въ соборъ, чтобы осмотреть серебряную раку съ мощами святого благовернаго великаго князя Александра Невскаго. Вдругъ, въ этотъ моментъ, какъ грозный стражъ святыни, на паперти храма появляется въ епитрахили, съ крестомъ въ рукахъ престарелый протоіерей о. Петръ Скипетровъ. Въ гневномъ слове, съ одухотворенными глазами древняго пророка, съ гривой седыхъ волосъ, онъ пытается предотвратить кощунственное поруганіе святыни. Но раздается команда, и пули пронизываютъ тело старца. Чекисты съ отрядомъ шагаютъ черезъ тело убитаго и врываются во святой храмъ. Кто-то изъ злодеевъ при этомъ прикладомъ размозжилъ лежащему съ крестомъ въ рукахъ священнику Божію голову. До вечера залитое кровью тело убитаго пастыря лежало не убраннымъ на паперти величественнаго храма. (По разсказу дочери священномученика о. Философа Орнатскаго, мученическая кончина отца Петра произошла иначе. Отецъ Петръ, отецъ Философъ и другіе священники возвращались поздно вечеромъ съ епархіальнаго собранія, где председательствовалъ митрополитъ Веніаминъ, по дороге имъ повстречалась группа пьяныхъ матросовъ, которые стали поносить духовенство, отецъ Петръ сталъ ихъ обличать, тогда одинъ изъ матросовъ пришелъ въ ярость и застрелилъ его въ ротъ -ред.).
Имя отца протоіерея Петра (Скипетрова) было помянуто вторымъ при заупокойной литургіи, совершенной святейшимъ патріархомъ Тихономъ, после митрополита Кіевскаго Владиміра и протоіерея Іоанна (Кочурова).
Жизнь и живоносная смерть синодального миссiонера отца протоiерея Iоанна Iоанновича Восторгова
Происходилъ Іоаннъ Іоанновичъ Восторговъ изъ священническаго рода. Его отцомъ былъ простой, скромный, чрезвычайно мягкій и добрый, застенчивый сельскій священникъ. Умеръ онъ очень рано и оставилъ матушке троихъ малолетнихъ детей, — двухъ сыновей и дочь. Старшій изъ сыновей былъ будущій знаменитый синодальный миссіонеръ, протоіерей Іоаннъ Іоанновичъ Восторговъ.
Молодымъ священникомъ о. Іоаннъ назначается епархіальнымъ миссіонеромъ Грузинскаго экзархата, въ распоряженіе экзарха Грузіи — архіепископа Владиміра, будущаго первомученика Россійскія Православныя Церкви († 25 января 1918 года).
Но отца Іоанна не удовлетворяла миссіонерская работа въ Грузіи. Онъ изучаетъ языкъ сирохалдеевъ — несторіанъ и, по благословенію экзарха Грузіи, едетъ въ Персію и начинаетъ очень трудную работу по присоединенію къ Церкви Православной сирохалдейскихъ несторіанъ. Упорная борьба его увенчалась черезъ годы успехомъ. Три несторіанскихъ епископа: Маръ-Иліа, Маръ-Іоаннъ и Маръ-Маріанъ переходятъ въ Православіе.
Но переведенный въ 1898 году на каѳедру Московскую бывшій экзархъ Грузіи архіепископъ Владиміръ приглашаетъ къ себе и энергичнаго пастыря, отца Іоанна Восторгова, на должность епархіальнаго миссіонера. Вскоре Святейшій Синодъ назначаетъ отца протоіерея синодальнымъ миссіонеромъ, съ охватомъ всей Россійской Имперіи. На этомъ высокомъ посту протоіерей о. Іоаннъ Восторговъ пробылъ до самой мученической своей кончины (23 августа 1918 года).
Въ своей кипучей деятельности отецъ протоіерей Іоаннъ Восторговъ воскресилъ забытый образъ священника допетровской эпохи, когда и священники, и архіереи не ограничивались только совершеніемъ богослуженій, но являлись подлинными духовными вождями народными, охватившими весь бытъ народа въ семейномъ, общественномъ и государственномъ отношеніи. И здесь протоіерей Іоаннъ Восторговъ действовалъ въ полномъ согласіи со своимъ каноническимъ начальствомъ, правящимъ архіереемъ, архіепископомъ Московскимъ Владиміромъ.
Неисчислимые разъезды по всемъ угламъ огромной Россіи, — везде его проповеди, беседы, призывы къ народу. Онъ — неутомимъ, онъ — повсюду, где его помощь нужна. Онъ со своимъ огненнымъ словомъ даже въ самыхъ далекихъ краяхъ необъятной родины: Иркутскъ, Петропавловскъ-Камчатскій, Тобольскъ, Омскъ, Харбинъ и т.д. Когда, въ связи съ переселенческимъ движеніемъ въ Сибирь, явилась спешная задача организаціи церковной жизни на новыхъ местахъ, а священниковъ не хватало, за это дело взялся протоіерей о. Іоаннъ Восторговъ. И блестяще справился съ этой, казалось бы, неразрешимой задачей. Изъ способныхъ псаломщиковъ и сельскихъ учителей онъ подготовилъ кадры священниковъ на спеціальныхъ семинарскихъ курсахъ. Особенно поразительные результаты были достигнуты учащимися по обученію церковной проповеди по методу протоіерея Іоанна Восторгова.
На своемъ выдающемся посту всероссійскаго миссіонера такой человекъ незауряднаго ума и исполинской энергіи, какъ протоіерей о. Іоаннъ, получилъ широкое благодарное признаніе народа. Но одновременно онъ нажилъ себе ярыхъ враговъ въ лице либераловъ и революціонеровъ: «черносотенецъ», «мракобесъ», — вотъ эпитеты, какими награждалъ его лагерь революціи.
И, конечно, онъ былъ предопределенъ къ мученичеству всемъ своимъ прошлымъ, своимъ благодатнымъ, пророческимъ словомъ въ теченіе десятилетій обличавшимъ подготовляемую революцію. Онъ призывалъ россійскій народъ сплотиться около Церкви и веры православной, вокругъ престола Православнаго Царя... Призывалъ онъ народъ къ покаянію, къ признанію своей великой виновности передъ родиной. Его обличительное слово, и устное, и письменное, было обращено главнымъ образомъ къ интеллигенціи, забывшей о своемъ служеніи Отечеству въ угоду западу.
Духовное безуміе охватило значительную часть россійскаго народа. И тотъ, кто все это виделъ и умолялъ, и обличалъ во дни революціонной бури, долженъ былъ заплатить за свое слово — своею кровью...
Темъ более, что протоіерей Іоаннъ Восторговъ, какъ настоятель храма Василія Блаженнаго, находящагося на Красной площади, въ несколькихъ шагахъ отъ Кремля, когда у власти были уже большевики, прямо какъ бы вызывалъ ихъ на это своею несокрушимой смелостью. Не было случая, чтобы онъ въ проповеди не упомянулъ советской власти, какъ власти антихристова богоборства! По воскреснымъ днямъ онъ служилъ молебенъ подъ открытымъ небомъ на Красной площади и каждый разъ произносилъ проповедь. Слова его были слышны на стенахъ Кремля, где всегда стояли на посту чекисты. Въ самомъ храме въ толпе народа всегда были агенты власти...
Батюшка отецъ Іоаннъ готовился къ смерти за правду Божію каждый день, каждый часъ, всякую минуту!
Его разстреляли вместе съ другими 7-ю осужденными на братскомъ кладбище 23 августа 1918 г. Такъ ушелъ отецъ Іоаннъ къ горячо имъ любимому первомученику Церкви Россіи, митрополиту Владиміру!
Священникъ отец Тимоѳей Стрелковъ († 1918 г. † 1930 г.)
Великое чудо Божіе совершилось въ жизни священноіерея отца Тимоѳея. Онъ былъ казненъ, отрублена была голова, но действіемъ Божіимъ она въ тотъ же мигъ «приросла»... Случилось это такъ.
Священникъ отецъ Тимоѳей Порфирьевичъ Стрелковъ проживалъ въ селе Михайловке на Урале, въ 12 километрахъ отъ районнаго центра Дувана. Этотъ глубоко верующій священникъ былъ младшимъ братомъ другого священника, отца Ѳеодора Стрелкова, ушедшаго съ войсками адмирала Колчака на востокъ и тамъ, въ Харбине, скончавшагося.
Летомъ 1918 года, — какъ передаютъ живые свидетели величайшаго чуда, этотъ выдающійся священникъ, отецъ Тимоѳей, былъ арестованъ красными подъ Святую Троицу, и въ тотъ же день его приговорили, какъ небоязненнаго исповедника Христова, къ смертной казни. Въ ночь на Троицу его вывели пешего изъ села Михайловки, подъ охраной конныхъ, въ направленіи къ Дувану. Своего любимаго пастыря провожала большая толпа народа. Въ этой толпе были и представители «новой власти». Одни печалились и плакали, а другіе радовались и торжествовали... Толпа народа, несмотря на поздній часъ, не расходилась. Дошли до села Митрофановки. И здесь всемъ сопровождавшимъ приказали вернуться. Все вернулись и даже конная стража. Остался только одинъ изъ нихъ, да разрешили матушке, жене священника, идти дальше.
Бедная женщина все плакала и по временамъ иногда просила отпустить отца Тимоѳея. Конвоиръ молчалъ, а батюшка Тимоѳей, обращаясь къ ней, говорилъ:
— Да что ты его просишь? Разве это его воля?! Разве онъ меня приговорилъ къ смерти? Другіе решили лишить меня жизни. А ему приказали, и воля Божія святая да совершится... Слава Богу за все! Слава Господу за Его великую милость, что посылаетъ мне такую смерть... А разве я училъ народъ плохому?! А его ты не проси... Проси Господа только объ одномъ, о упокоеніи души моей... О прощеніи моихъ греховъ: ибо несть человекъ, иже живъ будетъ и не согрешитъ... А у меня греховъ! Вотъ, главное, о чемъ проси... Господи, помилуй, помилуй! Прости меня, окаяннаго!
И священникъ заплакалъ. Навзрыдъ плакала и матушка. Не доходя до районнаго центра Дувана за три километра, свернули съ дороги въ болото, заросшее мелкимъ кустарникомъ, и поднялись на холмикъ. Уже начинало светать. Занимался день Святой Троицы.
Конвоиръ ехалъ на коне, впереди передъ нимъ шелъ приговоренный смерти священникъ. Рядомъ шла плачущая матушка... Отецъ Тимоѳей горячо, со слезами молился, прося укрепить его на предстоящій подвигъ мученическій. Онъ смиренно благодарилъ Господа за такую кончину...
Вдругъ всадникъ выхватилъ изъ ноженъ шашку, сильно взмахнулъ вверхъ и ударилъ по шее. Голова мученика была срублена и онъ упалъ какъ скошенный... Матушка закричала и въ ужасе бросилась бежать... Самъ отецъ Тимоѳей только виделъ тотъ мигъ, какъ сверкнулъ надъ головой клинокъ шашки, и больше онъ ничего не помнилъ... Ударъ былъ точный и сильный, — голова не отлетела въ сторону, а упала вместе съ теломъ... Что было съ нимъ дальше, самъ отецъ Тимоѳей не помнитъ. Но онъ очнулся, лежа на спине... А палачъ ускакалъ въ погоню за матушкой. Догналъ. Соскочилъ съ коня и отнялъ у нее обручальное кольцо... А потомъ онъ прискакалъ къ зарубленному отцу Тимоѳею, нагнулся и ударилъ его еще разъ шашкой по голове (рука лежала на лице) и разрубилъ щеку и руку...
А матушка, придя въ Михайловку, разсказала, что отецъ Тимоѳей на ея глазахъ былъ зарубленъ... Снарядили подводу и поехали забирать его трупъ. Но каково же было ихъ удивленіе и радостный трепетъ отъ совершившагося надъ священникомъ невероятнаго чуда Божія, когда они его нашли живымъ, всего въ крови и со шрамомъ вокругъ всей шеи, свидетельствующимъ, что голова была отрублена и несказаннымъ чудомъ исцелена... Когда была смыта запекшаяся кровь, то оказался вполне зажившій свежій шрамъ вокругъ всей шеи въ виде какъ бы ярко красной нити. Никакого процесса воспаленія не было. Отецъ Тимоѳей показывалъ всемъ близкимъ этотъ шрамъ.
Привезли его, какъ мертваго, заброшеннаго ветками, къ его родному отцу Порфирію, жившему на мельнице вне села. Здесь, у родного отца, зарубленный скрывался месяца полтора, а потомъ ушелъ изъ этихъ местъ и скрывался около 12 летъ, когда претерпелъ вторую смерть за Христа...
Но и въ этотъ періодъ Господь Богъ сотворилъ еще чудо въ жизни отца Тимоѳея. Онъ скрывался, переходя съ места на место. Зашелъ въ одинъ монастырь на Урале. Попросился у отца игумена перебыть временно. Сказалъ, что онъ — священникъ, показалъ наперсный крестъ. Настоятель разрешилъ. Но это заметили со стороны. Явилась комиссія, начали проверять по списку всехъ жильцовъ обители.
— Сколько у Васъ монаховъ въ обители? — спросилъ председатель у настоятеля.
— Тридцать два! — ответилъ онъ. Поставили столы и начали проверять.
Отецъ Тимоѳей, погруженный въ молитву, былъ тутъ же, какъ и все монахи. Стоялъ онъ рядомъ со столомъ, опершись на печку. Проверили всехъ.
— Точно тридцать два! Вотъ удивительно... — говорила комиссія.
Но отца Тимоѳея, стоявшаго рядомъ со столами, не нашли, какъ будто не видели. По уходе чекистовъ игуменъ собралъ всю братію и разсказалъ о дивномъ чуде милости Божіей и отслужилъ благодарственный молебенъ за двойное чудо, не только со священникомъ, но одновременно и за чудесное избавленіе всей обители отъ неминуемой смерти...
После этого случая отецъ Тимоѳей удалился изъ этихъ местъ и проживалъ тайно на станціи Симъ, около Уфы. Здесь онъ въ домашней церкви ежедневно совершалъ божественную литургію до последняго своего ареста и смерти въ 1930 году.
Но въ ту зиму его, наконецъ, нашли. Посадили въ тюрьму, подвергали неимовернымъ мученіямъ. Наконецъ, вывозятъ на саняхъ съ другимъ священникомъ въ лесъ и тамъ предаютъ его второй разъ смертной казни. Онъ былъ зарубленъ опять и на сей разъ изрубленъ на мелкія части.
Это краткое житіе святого мученика іерея Тимоѳея говоритъ намъ, быть можетъ, объ одномъ изъ самыхъ раннихъ случаевъ существованія Катакомбной Церкви: съ 1918 до 1930 года. Такъ что наше утвержденіе, что тайная, пустынно-пещерная Церковь появилась одновременно съ антихристовой по духу «советской властью», безусловно имеетъ прочное историческое основаніе.
Священникъ отецъ Iоаннъ Слободянниковъ († 1918-19 гг.)
Отецъ Іоаннъ деятельно отдалъ свою жизнь за ближняго своего, последуя словамъ Христа Спасителя. Онъ былъ взятъ карательнымъ отрядомъ красныхъ въ числе многихъ. Каратели выстроили всехъ приготовленныхъ къ разстрелу передъ пулеметомъ. Но въ последній моментъ кому-то пришла мысль, что достаточно будетъ разстрелять и десятую часть задержанныхъ, чтобы запугать населеніе станицы. Дело происходило въ одной изъ станицъ Войска Донского, и самъ отецъ Іоаннъ былъ донской казакъ.
Приказали разсчитаться на десять. Отцу Іоанну выпалъ номеръ рядомъ съ молодымъ казакомъ, которому приходилось умереть.
— Братъ во Христе! — обратился отецъ Іоаннъ, къ стоящему рядомъ. — Господь зоветъ меня къ себе. Становись на мое место, а я на твое. И молись обо мне, грешномъ и недостойномъ отце Іоанне. Ибо Господь Іисусъ Христосъ говоритъ: «Болъше сея любве никтоже иматъ, до кто душу свою положитъ за други своя!» (Іоан. 15, 13). А ты, братъ, живи пока... Господь да благословитъ тебя!
— Десятые, — раздалась команда, — три шага впередъ... Сомкнись!
Остальныхъ задержанныхъ распустили къ великой радости родныхъ и близкихъ. Но приговоренныхъ къ смерти скосилъ пулеметъ. Палъ среди нихъ и отецъ Іоаннъ. Это былъ молодой священникъ, немногимъ старше того, кому онъ уступилъ свое место.
Объ этомъ случае передалъ самъ спасенный.
Священникъ отецъ Александръ (разсказъ протоiерея Александра Никулина)
Въ тюремной камере насъ было несколько, но все священники. Некоторые дремали передъ отбоемъ, другіе уснули.
Вдругъ спавшій молодой священникъ, отецъ Александръ, проснулся въ большомъ возбужденіи и сталъ быстро разсказывать. — Проснитесь, пожалуйста, и выслушайте то, что я сейчасъ вамъ разскажу. Вы знаете, что я только-что спалъ. И виделъ я во сне моего родного отца, священника, убитаго большевиками. Онъ явился мне съ прекраснымъ наперснымъ сіяющимъ крестомъ на груди и сказалъ мне очень важныя слова:
— «Сегодня ты будешь со мною!».
И только что молодой священникъ отецъ Александръ успелъ произнести эти слова, какъ открывается кормушка нашей камеры и самъ камендантъ тюрьмы говоритъ:
— Такой-то (его фамилія, имя и отчество) съ вещами на выходъ!
Какъ только кормушка закрылась, отецъ Александръ сказалъ:
— Ну, вотъ видите, — это то, о чемъ мне только что сообщилъ мой отецъ, явившійся мне во сне. Это — разстрелъ! Это — встреча съ горячо любимымъ отцомъ! Слава Богу, слава Богу за Его великую милость ко мне недостойному и многогрешному!
И онъ поклонился намъ всемъ земно и уже пошелъ къ дверямъ. Но на пороге онъ повернулся и добавилъ:
— Да, еще отецъ мой сказалъ: «А Москва провалится!». И это сбудется непременно!
Съ этими словами іерей Александръ скрылся въ дверяхъ... Мы были просто ошеломлены всемъ происшедшимъ. Вскоре мы услышали одинокій выстрелъ. Это отецъ Александръ «ушелъ» къ отцу по плоти и къ Вечному Отцу Небесному. «Вечная память», — прошептали мы и перекрестились,— «со святыми упокой». У всехъ на глазахъ были слезы.
Протоiерей отецъ Владимиръ (Б.), старецъ Московскiй
Въ дореволюціонное время отецъ Владиміръ окончилъ Физико-Математическій факультетъ Московскаго Государственнаго Университета. Впоследствіи былъ профессоромъ физики того же университета одновременно со своимъ отцомъ, профессоромъ по иной каѳедре. Во время революціи онъ оставилъ ученую карьеру и сталъ скромнымъ целибатнымъ священникомъ, очевидно, принявъ тайное монашество. Бывшій профессоръ понималъ, что Россія нуждается не столько въ ученыхъ профессорахъ, сколько въ священстве — безкомпромиссно отдающемъ все своему высокому служенію народу.
Еще въ студенческіе годы старецъ Оптинскій, отецъ іеросхимонахъ Амвросій, назвалъ его «старцемъ». Это было такъ: у старца отца Амвросія были посетители. И речь зашла о старчестве. Іеросхимонахъ о. Амвросій объяснялъ, что старчество — это особый даръ Божій, не связанный съ іерархическимъ положеніемъ въ Церкви, а также и съ возрастомъ. Посмотревъ въ окно, онъ обратилъ вниманіе собеседниковъ на одного студента, проходившаго по двору.
— Вотъ, видите, это — студентъ. А онъ ведь уже — старецъ. Онъ можетъ дать другому верный духовный советъ, какъ жить, какъ спасаться, какъ бороться со страстями. И это — редкій даръ Божій...
Прошли годы. Студентъ сталъ профессоромъ Московскаго Университета наряду со своимъ отцомъ. Потомъ сынъ принимаетъ священство. Служитъ въ Москве. Съ опубликованіемъ «деклараціи», признавшей советскую власть «богодарованной», отецъ Владиміръ отходитъ отъ митрополита Сергія. Когда все московскія церкви, страха ради власти советской, покровительствовавшей митрополиту Сергію, стали сергіанскими, какъ передъ темъ становились обновленческими, отецъ протоіерей Владиміръ служилъ въ Сербскомъ подворье, подчиняясь Сербскому патріарху. Старецъ многихъ окормлялъ, особенно тайно, среди ученаго міра.
Онъ имелъ обыкновеніе произносить очень короткіе, но содержательныя проповеди-призывы, по 2-3 минуты, въ духе краткихъ святоотеческихъ, аскетическихъ наставленій. Эти проповеди не утомляли, а, наоборотъ, способствовали молитвенному настроенію и сосредоточенности.
Въ своей деятельности онъ придерживался правила преподобнаго Исихія Іерусалимскаго, учившаго, что «внешнее есть врагъ внутренняго», поэтому старецъ тщательно избегалъ всего, могущаго явиться какой-то саморекламой. Все его духовное деланіе было сокрыто отъ людскихъ взоровъ. Видимо, къ концу жизни онъ былъ монахомъ и носилъ имя Серафима. Но это не было достояніемъ гласности.
Со стороны советскихъ властей онъ, конечно, былъ преследуемымъ. Его неоднократно арестовывали, и онъ сиделъ не только въ тюрьме, но и въ лагеряхъ. Поэтому, освободившись, онъ скрывался и руководилъ тайными, катакомбными общинами верующихъ. Онъ всехъ наставлялъ не иметь никакого общенія съ «советской», «сергіанской церковью», потому что она «политическая лжецерковь», слившаяся съ богоборной советской властью.
Разсказываетъ одинъ изъ окормляемыхъ старцемъ московскихъ священниковъ: «Случилось такъ, что вместе съ батюшкой Владиміромъ были арестованы и мы, священники, пользовавшіеся его духовнымъ руководствомъ. Держали насъ въ Бутырской тюрьме, въ многолюдной камере, наполненной сплошь священствомъ разнаго толка. Были здесь и обновленцы, и новообновленцы. Мы держались особо, нашу группу объединялъ нашъ старецъ. Онъ все время пребывалъ въ молитве. Подошелъ день Святой Троицы. Мы встали рано и молились, стоя у большого окна, несколько затемненнаго тюремнымъ "козырькомъ”, или "намордникомъ”. Мы даже провели и великую вечерню съ чтеніемъ коленопреклонныхъ молитвъ, которыя по памяти прочелъ старецъ. А после этого, такъ какъ намъ Господь послалъ получить съ передачей запасные дары, мы все, во главе со старцемъ, причастились... Только у насъ было недоуменіе, куда деть ту тонкую бумагу, въ которой были дары? Ведь на ней оставались незримые ихъ частицы. Старецъ сказалъ намъ, что эту бумагу необходимо сжечь на внешнемъ подоконнике, обтянутомъ поценкованной жестью. Такъ мы и сделали. Но остался легкій пепелъ и опять мы недоумевали, что делать съ нимъ? Папиросная бумага сгорела быстро, и съ такой же быстротой на подоконникъ спустился белый голубь, вмигъ поклевалъ весь пепелъ и исчезъ за козырькомъ. Мы поражены были виденнымъ. Святое чудо совершилось на нашихъ глазахъ. Символъ Духа Святаго, белый голубь потребилъ сожженные незримые остатки Святыхъ Даровъ. Со слезами умиленія старецъ сказалъ "Возблагодаримъ Господа!”».
Архимандритъ отецъ Серафимъ (Батюковъ), «заклинатель»
Последнее открытое церковное служеніе отца Серафима (Батюкова) также происходило въ храме свв. мучениковъ и безсребренниковъ Кира и Іоанна, на сербскомъ подворье, который длительное время оставался въ Москве последнимъ храмомъ «непоминающихъ».
Со священнымъ саномъ онъ получилъ и редкое въ наше время благословеніе на отчитку одержимыхъ бесами. Старецъ принялъ съ этимъ посвященіемъ особый даръ исцелять бесноватыхъ, одержимыхъ, «насилуемыхъ отъ діавола». Поэтому храмъ подворья при его служеніи напоминалъ больницу для душевно больныхъ. Сюда собирались всевозможные увечные, горбатые, припадочные, явно одержимые нечистыми духами. Запомнился одинъ разсказъ священника, участвовавшаго въ исцеленіи тяжко одержимаго. Начался особый молебенъ надъ бесноватымъ. Читаются спеціальныя молитвы самимъ заклинателемъ. Самъ больной, обычно, ничего не помнитъ изъ того, что съ нимъ было, что онъ делалъ и говорилъ. А по существу такими же больными или «бесноватыми», «одержимыми» мы должны признавать сами себя. Мы все больны грехами, а грехъ это — пленъ діавола. Следовательно, все мы «бесноватые», все — «одержимые», о чемъ пишетъ и свят. Игнатій (Брянчаниновъ).
Исцеляемый испуганно водитъ глазами. Что-то неясное то ли произноситъ, то ли происходитъ въ немъ, какъ бы клокочетъ что-то внутри его...
— Нетъ! Нетъ, не уйду! — кричитъ «онъ», страннымъ и грубымъ, не своимъ голосомъ.
А молитва все повелеваетъ духу во имя Господа Іисуса Христа, во имя Отца и Сына и Святаго Духа выйти вонъ изъ него, никогда более не входить въ него... Впечатленіе жуткое, что въ этомъ человеческомъ теле есть некто разумный, но не человекъ!
Священникъ повторяетъ призывъ освободить Божіе созданіе... Но тотъ, кто внутри человека, упорно стоитъ на сво-емъ:
— Нетъ, нетъ! Не выйду. Не хочу!
Вдругъ, священникъ говоритъ:
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа повелеваю тебе, отвечай: былъ ли у васъ мой отецъ?
Слышится ответъ съ недовольной интонаціей:
— Былъ! Да ты его вымолилъ!
— А мать моя? Была у васъ?
Опять тономъ недовольнымъ, но со страданіемъ и отчаяніемъ:
— А ее мы и не видели! Потому что она всю дорогу свою кусками хлеба забросала...
Здесь надо сделать некоторое поясненіе.
Бесъ говоритъ о томъ, о чемъ человекъ исцеляемый не знаетъ... Во время страшнаго голода 1921 и 1922 года мать отца Серафима взяла на себя подвигъ — кормить безпризорныхъ детей. Она буквально собирала среди знакомыхъ куски хлеба. Делала она это изо дня въ день и темъ кормила несчастныхъ детей, оставленныхъ на произволъ судьбы. Объ этомъ подвиге бесъ и вспоминаетъ, говоря, что «она всю дорогу свою кусками хлеба забросала», — и темъ обезпечила себе безпрепятственный восходъ на небо...
После того, какъ беснуемый повиновался священнику, именемъ Господнимъ заклинающему беса отвечать, священникъ произноситъ вновь:
— «Именемъ Господа Іисуса Христа повелеваю тебе, душе нечистый, выходи! Именемъ Святыя Троицы повелеваю...»
И, вдругъ, вместо ответа — душераздирающій крикъ. И человекъ одержимый падаетъ, трепеща всемъ теломъ. Становится чернымъ, какъ мертвецъ... Но священникъ вычитываетъ изъ «требника митрополита Петра Могилы» положенныя молитвы...
Самъ человекъ совершенно не помнитъ, что съ нимъ было... Его подводятъ къ святому Кресту, ко Святымъ Иконамъ. Онъ охотно, съ жаромъ целуетъ ихъ. А прежде это, если и удавалось, то съ большимъ трудомъ, съ бореніемъ...
Старцу, по молитвамъ церкви, дана сила изгонять бесовъ... Для маловерныхъ странно это слышать, — «изгонять бесовъ!», звучитъ какъ соблазнъ. А для неверующихъ все это — «сказки». Но это достоверная реальность. Это происходило въ храме Сербскаго Подворья, въ современной, неверующей и богоборной Москве въ двадцатые и тридцатые годы нашего столетія. И здесь же, при «соборномъ служеніи» находился бывшій московскій профессоръ о. Владимиръ (Б.), ставшій священникомъ, и прочіе свидетели чуда — изгнанія нечистаго духа изъ человека...
Въ іюне 1928-го г. о. Серафимъ перешелъ на нелегальное положеніе. Онъ поселился въ домике на окраине Сергіева Посада у двухъ сестеръ, бывшихъ Дивеевскихъ монахинь. Здесь совершалось тайное богослуженіе, сюда пріезжали многочисленныя духовныя чада, здесь же онъ скончался 19 февраля 1942 г. и былъ погребенъ подъ престоломъ его «катакомбной церкви».
(Объ отце Серафиме (Батюкове) см. также «Православная жизнь» №11, 2001 г. — ред.)
Разсказъ монахини
«Насъ вывели всехъ за стены монастыря на берегъ реки. Тамъ въ безпорядке валялись иконы изъ нашего монастырскаго храма. Одинъ изъ чекистовъ намъ объяснилъ:
— Какая монахиня возьметъ одну икону и броситъ ее въ реку, получаетъ свободу жить. А та, что откажется это сделать, сама будетъ брошена въ воду и утонетъ!
И начали вызывать. Первой была брошена въ воду и утонула наша игуменія. И многіе за нею предпочли блаженную смерть. Ихъ связывали, бросали въ воду и они, словно камни, тонули. Многіе изъ нихъ читали молитвы, призывая Бога на помощь. Иные шли какъ на праздникъ. А я, окаянная грешница, испугалась смерти и допустила надругательство надъ святою иконою Божіей Матери съ Младенцемъ. Я своими руками бросила Ее въ воду, чтобы «жить». Но вместо «жизни» получила я вечную смерть, не только въ будущемъ веке, но и здесь, на земле. Разве я живу? Я живу моею смертію! Я мучаюсь каждый день, всякій часъ, каждую минуту... А те, что приняли мученичество за Христа, въ какомъ блаженномъ состояніи ушли въ жизнь вечную!
Горе мне, горе! И никто не пойметъ этого, кроме техъ, что отказались отъ венца мученическаго...».
И ходя по деревнямъ и селамъ, эта монахиня разсказывала о своемъ великомъ грехе, объ отреченіи отъ Бога и прославляла подвигъ техъ, кто принялъ мученическую смерть.
Целые монастыри мучениковъ
Видели христіане издали, какъ приводили и пригоняли целые монастыри монаховъ и монахинь на берега Волги, связывали каждаго и на одной веревке, весь монастырь, эту цепочку мучениковъ сбрасывали въ воду съ баржи. Быстро-быстро все уходили подъ воду и не оставалось и признака преступленія. Былъ монастырь, а теперь его нетъ!
Подобнымъ способомъ въ Харькове на реке Донце утопили множество монашествующихъ.
Въ 1921-1922 гг. были разстреляны прямо на месте все монахи Лебяжьей Пустыни, находящейся за Екатеринодаромъ, въ плавняхъ.
Разгромъ женскаго монастыря Св. Маріи Магдалины, около станціи Поновическая, сопровождался дикими зверствами, насиліемъ — 1922 г.
Въ 1922-1923 гг. въ Предтеченскомъ женскомъ монастыре въ Ставрополье въ одну ночь разстреляли 200 монахинь.
На берегу озера Иссыкъ-Куль, въ Киргизіи, стоялъ большой монастырь. Всехъ насельниковъ монастыря поместили на плоты, связанными другъ къ другу. Отвезли отъ берега и плоты перевернули. Сразу все утонули. А зданія монастыря разрушили до основанія.
Въ 1928 г. была разгромлена Михайловская пустынь въ горахъ подъ Майкопомъ. Всехъ монаховъ разстреляли ночью на майкопскомъ кладбище.
Крестьяне — мученики
Во время насильственной коллективизаціи крестьянство не хотело идти въ колхозы, потому что считало это великимъ грехомъ, отреченіемъ отъ Бога. Страшнымъ терроромъ ответила партія Ленина-Сталина на это сопротивленіе. Тысячи лучшихъ крестьянъ-хозяевъ были разстреляны за «саботажъ». Но это было сопротивленіе чисто религіозное, потому что власть постаралась окрасить колхозы въ яркіе цвета безбожія и, даже, богоборства. И крестьянство стало въ непримиримую оппозицію колхозамъ.
Вотъ какъ примеръ, что произошло въ селе Макашевке, Воронежской области, на реке Хоперъ.
Отобрали человекъ около тридцати самыхъ лучшихъ хозяевъ и самыхъ стойкихъ христіанъ. Обвинили ихъ «саботажниками». А они были все людьми крепко верующими, какъ и все жители техъ местъ по сей день, и пошли они открыто на страданія за веру въ Бога, за веру православную. И всехъ ихъ разстреляли. Никто изъ нихъ не дрогнулъ передъ смертью, не малодушествовалъ, не колебался. Исповеднически они на суде отвечали на все вопросы. Ободряли другъ друга и всехъ односельчанъ. И приняли они смерть какъ награду, какъ святые исповедники-мученики веры Христовой. После разстрела, побросали тела ихъ на большую грузовую платформу и повезли, чтобы сбросить въ яръ. А родственники шли за возомъ и плакали. Но одинъ изъ разстрелянныхъ оказался только раненымъ, а не убитымъ. Онъ подавалъ признаки жизни. Это заметила и охрана. Разогнали людей штыками. Свалили съ воза всехъ и прикладами убили того, кто еще подавалъ признаки жизни...
За отказъ от воинской присяги — смерть
Катакомбный священникъ отецъ Никита скрывался до самой смерти. Но въ то же время онъ продолжалъ исполнять свой священническій долгъ. Онъ былъ въ постоянномъ движеніи, переходя изъ села въ городъ, изъ города въ село, изъ дома въ домъ, совершая службы въ «домашнихъ церквахъ», исповедуя и пріобщая Святыхъ Таинъ и совершая все потребное для Катакомбной Церкви. Очень много ему пришлось пережить, неся многотрудный подвигъ этой церкви, опасностей и невзгодъ. Но онъ выявилъ себя какъ истинный, примерный, самоотверженный пастырь. Своего единственнаго сына, Ѳеодора, онъ воспиталъ не столько словомъ и наставленіемъ, сколько своимъ, безъ словъ, примеромъ, быть стойкимъ, самоотверженнымъ христіаниномъ. И юноша Ѳеодоръ такимъ, по призыву, и пошелъ въ армію. Онъ напередъ зналъ, что его ждетъ нечестивая присяга не Господу Богу, а на верность богоборческой советской власти, пришедшей въ духе и отъ имени антихриста. И Ѳеодоръ заранее предрешилъ ее не принимать. И просилъ Господа укрепить его немощныя силы на подвигъ мученичества. Въ слезахъ онъ прощался съ родителями, зная, что онъ ихъ больше не увидитъ. Взялъ благословеніе у своего родителя, отца Никиты, у своей матери. Онъ просилъ ихъ молиться усиленно о немъ, чтобы не ослабели силы его...
Когда все другіе солдаты послушно присягали советской власти, онъ одинъ отказался. Смело онъ заявилъ предъ всеми, что не можетъ принести присягу богоборной власти, поскольку онъ — христіанинъ. Шумъ большой былъ. Всехъ солдатъ заставили страхомъ выступить противъ Христова исповедника, хотя въ душе редкій не признавалъ, что онъ — правъ. И сынъ катакомбнаго священника отца Никиты, мученикъ Христовъ Ѳеодоръ, былъ разстрелянъ передъ всеми солдатами части въ 1937 году. Былъ онъ жителемъ крепкаго въ вере христіанской Оренбуржья!
Смерть монаха Iоанна
Монахъ отецъ Іоаннъ жилъ легально въ горахъ, какъ пасечникъ съ ульями пчелъ. Но кому-то это не нравилось и мешало. А мешало то, что онъ былъ не какъ все. Ото всехъ онъ выделялся темъ, что не пилъ, не курилъ, не сквернословилъ, не вступалъ въ ссоры и драки, а жилъ вдали отъ всего этого... И вотъ эти-то черты, очевидно, и мешали «кому-то», потому что такой человекъ, какъ бельмо на глазу...
И вотъ нашлись люди, какіе решили убрать его съ горъ. Они предложили монаху свои услуги, когда понадобится, перевезти его пасеку на другое место. Это обычно для пасечниковъ, — они за сезонъ изъ-за пчелъ меняютъ несколько разъ места, чтобы пчеламъ былъ лучше «взятокъ» (добыча нектара съ цветовъ). И онъ согласился, хотя другіе его предупреждали, не связываться съ ними, что люди это ненадежные... И вотъ насталъ день. Погрузили они ульи на машину и вместе съ пасечникомъ поехали. Но по пути непредвиденная остановка въ укромномъ месте, въ горахъ возле речки. Хозяина пасеки они стаскиваютъ съ машины и заявляютъ ему, что такъ какъ онъ христіанинъ и монахъ, то и они решили его распять по подобію Христа. Поискали подходящаго для распятія дерева, но не нашли. Тогда решили распинать на земле. Но прежде всего поиздевались надъ нимъ, какъ они говорили: «сказано въ Евангеліи: заплевали его и пакости ему всякія деяху».
А потомъ уже приступили къ самому распятію. Они сами обо всемъ съ бравадой разсказывали при суде: «Забили мы большой гвоздь въ правую руку, а потомъ и въ левую. После этого пробили гвоздями обе его ноги. И говоримъ ему: въ Евангеліи мы читали, что одинъ изъ воиновъ пробилъ Христу бокъ. Ну такъ, чтобы и ты былъ похожъ на Него и тебе сделаемъ то же самое».
После этихъ словъ, какъ разсказывали убійцы, нанесли ему рану межъ реберъ.
Кровь заливала страдальца, а убійцы съ особымъ наслажденіемъ мучали свою жертву. Но отецъ Іоаннъ еще не умиралъ и былъ въ сознаніи. Они начали торопиться, потому что было уже поздно. А рядомъ шумела горная речка. И палачи решили его утопить. Бросили въ воду, а сами сели въ машину и съ пчелами уехали.
Отъ холодной воды мученикъ, очевидно, очнулся. И онъ попытался выбраться на берегъ, но не смогъ изъ-за потери крови. Онъ такъ и застылъ у самого берега, держась за кустъ, совершенно обезкровленный.
Надо ли говорить о томъ, что людей, сделавшихъ это «полезное соціальное дело», все же для видимости арестовали и судили. Но судъ выгляделъ очень странно. Убійцы, улыбаясь и съ хвастовствомъ, пересказывали свой, по ихъ понятіямъ, «героическій подвигъ», — убить ни за что, ни про что человека!... Явно, что подсудимые были своими людьми.
|