Предметом моего письма будет, конечно, Ваша декларация и взятый Вами на основе её курс церковной политики. По всей вероятности, перед Вашим Высокопреосвященством уже вполне определилось отрицательное отношение к принятому Вами курсу со стороны почти всех ссыльных иерархов, а также массы верующих и пастырей. Поэтому Вам может показаться, что мне убогому, уже нечего будет сказать Вам по сему вопросу. Однако, в моём новом положении оказалось такое преимущество по сравнению с положением большинства ссыльных иерархов, именно то, что я на дороге из далёкой ссылки к месту новой, и более близких к родине краях — получил неожиданную возможность (благодаря заболеванию в дороге) быть в Москве и лично беседовать с Вашим Высокопреосвященством 11 дек. 1928 г.. Положение большинства ссыльных иерархов таково, что лишает их возможности быть своевременно в курсе церковных событий, а также получать точную информацию о положении. Многие даже до этих пор не имеют полного представления о создавшемся в Церкви положении. Вы же, воссевши на Первосвятительской кафедре, ничего не предприняли со своей стороны, чтобы посвятить хотя бы виднейших из них в свои планы или хотя бы своевременно поставить их в известность о предпринятых уже Вами решениях. Приходилось довольствоваться небеспристрастными газетными сведениями, да сообщениями частных лиц, коим иногда мы опасались даже давать полную веру. Всё же принятый Вами новый курс постепенно уяснялся нами из доступных источников, и больно ранилось наше сердце, особенно когда возмутившая наши души измена Ваша определившемуся уже курсу церковной жизни ещё сопровождалась неправедными обвинениями нас — ссыльных и несогласных с Вами иерархов — обвинениями, на кои в своё время также не скупились обновленцы. Не хотелось верить возможности такой перемены в Вас. Все мы предпочитали взять под сомнение не только частные сообщения, но и газетные известия. В конце концов, печальная правда подтвердилась, но нам всё думалось, что за столь соблазнительными положениями Вашей декларации скрывалась действительность неповреждённых церковных отношений и твёрдого стояния в истинном исповедании Евангельской Правды. Скорбно, тяжко было узнавать об отходе от Вашего Высокопреосвященства группы достойных и маститых иерархов, читать массу писем от возмущённых Вашей декларацией пастырей и мирян. Доходили до нас сведения о посыпавшихся на почве такого расхождения с Вами прещениях и увольнениях. Печальная правда предстала перед нами во всей своей наготе, а мы всё продолжали лелеять в душе своей корешок сомнения — что, может быть, нам не всё известно, что, может быть, есть обстоятельства, нам неизвестные, коими оправдывается многое в Ваших поступках. Слишком мы доверяли Вашей мудрости, слишком глубоко были проникнуты прежним уважением к Вам,точно сговорившись, продолжали издали сдерживать наиболее нетерпеливых из паствы нашей, чтобы предупредить, очевидно назревший раскол. Страшно было думать о возможности раскола, и сейчас эта мысль ужасает нас. Но вот я веду беседу лично с Вашим Высокопреосвященством. Вы уверили меня, что стали на путь своей декларации совершенно сознательно и добровольно, что Вы «осуществили лишь то, к чему неудачные попытки делали и почивший Патриарх и митр. Петр, только те делали шаг вперед, а два назад, Вы же разрубили узел... Ваши преемники вынуждены будут считаться с уже совершившимся фактом...» На мои два вопроса: 1) Считаете ли Вы, Ваше Высокопреосвященство, что решение Ваше является голосом соборного иерархического сознания Российской Церкви?; 2) Имеете ли Вы основания считать Ваш личный авторитет достаточным, чтобы противопоставить его сонму маститых иерархов, совершенно не разделяющих Вашу точку зрения? — Вы, Ваше Высокопреосвященство, не дали мне ответа, чем привели меня тогда в крайнее смущение. — Я считаю это полезным для Церкви... Мы теперь получили возможность свободно молиться, мы легализованы, мы управляем, — говорили Вы мне. Пишу настоящее письмо уже после четырёхмесячного соприкосновения с глубинной жизнью церковных масс и в условиях относительной свободы, и скажу, что если бы Вы, Ваше Высокопреосвященство, взяли на себя труд, ближе присмотреться к широкой церковной жизни, вдуматься в содержание направляемых Вам, со стороны массы мирян и рядовых пастырей, протестов — Вы ужаснулись бы последствий принятого Вами курса и отказались бы любоваться делом рук своих. Если Вы будете судить о положении в Церкви лишь по тому, что Московские храмы переполнены, что повсюду по епархиям ютятся кое-как назначенные Вами (большей частью на место иерархов, томящихся в заточении и ссылках) епископы, которые имеют ещё по несколько храмов (в Харькове, например, только один) где служить; если благополучие Вашего управления будете усматривать в том, что Вы собрали «при себе» Синод, мало кем признаваемый, а посылаемые Ваши епископы восстанавливают в мизерной дозе прежние условия епархиальных управлений: кого-то назначают, кого-то переводят, по чьему-то требованию составляют отчёты на основе навязанных совне и весьма подозрительных по содержанию (далеко не в интересах Церкви) анкет от «легализованных» общин и пастырей, — то Вы очень далеко будете от понимания истинного положения в Церкви. В живом теле Церкви — массе верующих — сейчас происходит глубокий процесс духовной дифференциации(IX) по отношению главной спасительной идеи Церкви. Именно Ваша декларация вызвала этот процесс. Появление Живой Церкви, обновленчества, самосвятов и проч., представляются мне, как необходимое явление, как сточные ямы, куда направляются всякие нечистоты. Туда и влилась вся накопившаяся за прошлый период Церкви гниль и духовно омертвевшая часть, главным образом, духовенства. Масс же верующих эти течения мало коснулись, так как большинство мирян там очутились больше по недоразумению. Ваш «курс» всколыхнул именно массу верующих, отношение же к нему иерархов как бы заранее определялось тем, что их почти всех арестовали предварительно, иначе Вам и не пришлось бы проводить «своего» курса. Что касается рядовых пастырей, то наиболее сознательные из них, понимая, что они не могут действовать самостоятельно без епископов, занимают выжидательную позицию, кое-как мирясь с подчинением епископам Вашей ориентации, и лишь отдельные из них резко противятся проведению такими епископами в жизнь Вашего курса. Главное разрешение вопроса Вашего — в массе верующих. Смею думать, что не будь в Церкви нашей печального наследия синодального периода церковной жизни — почти поголовной церковной невоспитанности масс — не было бы места, в жизни нашей, многим несчастным явлениям пройденной четверти ХХ-го века. Именно эта невоспитанность оттолкнула одних, безрассудно, в обновленческое болото, других — в самосвятскую клоаку, третьих — в объятия безбожников. Эта же церковная невоспитанность удерживает и поныне многих в состоянии полной инертности по отношению к самому глубокому и тонкому соблазну, который лукаво и с большим напором проводится врагами Церкви через посредство Вашей декларации. ...Я подхожу к оценке Вашей декларации с совершенно иной точки зрения — со стороны того соблазна, который она породила в массах, все последствия коего трудно даже предугадать. Итак, возвращаюсь к настроению масс. Над слоем массы, хотя и достаточно инертной, но все же отгородившейся от обновленческого болота и прочих клоак, возвышается масса довольно жизнедеятельных верующих, хотя и не могущих ясно разобраться в сложном церковном вопросе. Они больше живут чувством привязанности к храмовым службам, только в церкви чувствуют некоторую для себя отраду и умиротворение среди надвинувшегося мрака и холода жизни. Они привыкли полагаться на своих пастырей. Поэтому, внутренне возмущаясь Вашей декларацией и дальнейшими, на основании её проводимыми Вами мероприятиями, они, держась своих пастырей, не порывают общения с Вами, являются невольными соучастниками Вашего греха, но с упованием взирают и ждут, кто бы их вывел из затруднительного положения. Наконец, над этим слоем возвышается ещё слой ревнителей благочестия, крепко задумывающихся над смыслом современных мировых событий, ищущих в Православной вере и Церкви опоры себе среди разразившихся уже и ещё ожидающихся катаклизмов жизни. Такие верующие, возмущённые в глубине души своей изменой Вашей заветам Христа и правде Православия, отвернулись от Вас и от всех тех, кто с Вами; они предпочитают не ходить в храмы, где возносится Ваше имя, не говеть вот уже два года из боязни сделаться причастными греху Вашему. Они с упованием и страхом ждут голоса ссыльной Церкви. Пусть таковых будет незначительное меньшинство, но кто решится презрительно отмахнуться от них, отнести их к разряду «кликуш», «необразованных монахов» или «тёмных крестьян», когда именно эти кликуши, необразованные, тёмные, в начале появления Живой Церкви и прочих раздирателей Церкви, не только сами не обманулись относительно этих выплывших из мрака «обновителей» Церкви, но во многих случаях удержали от этого болота и просвещённых пастырей своих. Очень опасно пренебрегать настроением этой, вовсе не незначительной группы, к которой в буквальном смысле приложимы слова Апостола: ...Ибо они среди великого испытания скорбями преизобилуют радостями, и глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия, ибо они доброхотны по силам и сверх силы (я свидетель); они весьма убедительно просили нас принять дар и участие их в служении святым. И не только то, чего мы надеялись, но они отдали самих себя, во-первых, Господу, потом и нам по воле Божией (2Кор. 8, 2). Стоит ли чего вся ученость человеческая перед лицом такого искреннего горения верой, такой искренней готовности на любой подвиг исповедания, постоянных жертв не только материальных на пользу святого дела Церкви, но и ревности жизнь свою отдать за правду Христову со стороны этих «кликуш», «тёмных» и «необразованных»?! А разве в этом лагере мы видим только серую массу? Разве мало среди них высокообразованных и просвёщенных духовно мирян, а также достойных пастырей? И Вы, и Ваши единомышленники, успокаиваете себя и парируете нападки на Вас тем, что, будто бы, декларация Ваша не противоречит канонам и даже находит себе оправдание в Слове Божием. Если бы даже в действительности так было, то всё же пастырская мудрость должна бы побудить Вас далеко отшвырнуть от себя декларацию, раз она вызвала уже такие разделения. С одной стороны, ею нарушено то единство верующих, о котором молился Христос, накануне Голгофы, а с другой — произведено как раз не то разделение, о котором говорил Христос: Не мир пришёл Я дать земле, но разделение. Уже одного этого достаточно, чтобы пастырская совесть Ваша не оставалась спокойной, чтобы поспешить Вам исправить совершённую ошибку. Но правда ли, что в своей декларации Вы не нарушили правил церковных? В упомянутых рукописях дано достаточное количество возражений на такое Ваше утверждение. Грустно думать о том, что мудрость Ваша попустила Вам настолько переоценить себя и свои полномочия, что Вы решаетесь действовать вопреки такому основному иерархическому принципу Церкви, который выражен в 24-ом правиле св. Апостолов. Но ещё больше грех Ваш против внутренней правды Церковной, против Евангельского завета — безбоязненно исповедывать Истину, как предстоятелю Церкви непрерывно стоять на страже Её. Вы же отказались от одной из главнейших сущностей Церкви — Её свободы, поступились Её достоинством. И всё это из-за убогих человеческих соображений, из-за призрачных льгот от врагов Церкви и то лишь для сторонников навязанной Вам и весьма подозрительной по существу «легализации». Грех Ваш ещё — внутренняя неправда самой декларации, основанной на боязливости. Ведь только в таком освещении становится понятным 8-й т. 21-й гл. «Откровения», где «боязливые» поставляются наряду с неверными, убийцами и любодейцами. Наиболее очевидный грех Вашего Высокопреосвященства — это принижение авторитета церковной иерархии в сознании верующих, произведённое Вашей декларацией. Подумайте над тем, Ваше Высокопреосвященство, как высоко вознесён был авторитет наших архипастырей, когда они, уверенно отметая всякие сделки с предателями — обновленцами и с их внешними покровителями, спокойно шли на испытания и безропотно переносили узы и суровые сделки. Как шёл в горы тогда духовный подъём верующих масс, чувствовавших себе духовную опору в своих архипастырях! Чувствовалось тогда, что мы уже почти победили и страданиями своими завоюем свободу своего церковного бытия, даже среди советской культуры. А теперь... Страшно подумать, как пошатнули, подорвали Вы Вашей декларацией авторитет церковной иерархии, какую обильную жатву собирают на этой почве наши враги, как много верующих, не видя для себя доброго примера в своих пастырях, усомнились в своём уповании на Вечную Правду, и как много их посему отшатнулось от Церкви и погибает в сетях сектантства! Пользуются умело враги произведённым Вами в Церкви смятением и с удесятеренной наглостью проводят свою безбожную программу... О, Владыка! Подумайте, какая тьма погубленных душ на Страшном Суде смогут вину за свою гибель свалить на Вас! Да не будет так! Как могла произойти столь разительная перемена во взглядах Вашего Высокопреосвященства? Такой вопрос, несомненно, вставал перед каждым из расположенных к Вам! Многие пришли к тому заключению, что в нужный момент не было возле Вас ни одного доброго советчика, а наоборот, тогда возможны были нажим и нашёптывания со стороны «устрашённых» и продавшихся им. Иного объяснения никто из знающих лично Вас не находил. И я, убогий, даже после уверений Ваших в том, что Вы сознательно и добровольно стали на этот путь, готов согласиться лишь с предположениями друзей Вашего Высокопреосвященства. Но тогда, что мешает Вашему Высокопреосвященству отказаться от совершённой ошибки, исправить, выправить свой путь. Вы заявили мне, что «берёте на себя всю ответственность перед Церковью за совершённое». Но какая цена такому заявлению, когда эту ответственность Вы уже распылили на группу безавторитетных и безответственных иерархов Вашего Синода. Чего стоит Ваша личная ответственность, когда причинённое Вами Церкви зло может быть непоправимо? Здесь нужны иные, более действенные средства для прекращения содеянного зла, чем торжественное заявление Вашего Высокопреосвященства о Вашей ответственности в будущем. Вся Церковь ждёт от Вашего Высокопреосвященства открытого заявления — считаетесь ли Вы с мнением подавляющего большинства иерархов? На определённо выраженное несогласие с Вашей линией поведения почти всей ссыльной Церкви, а также на мольбы и протесты множества пастырей и мирян, ответите ли отказом от своего ошибочного шага и изменением курса своей церковной политики, или же предпочтёте утверждаться на основе уже совершённого Вами уклона в сторону расхождения со всей Церковью... Рассматривая настоящий скорбный путь Российской Церкви в перспективе вечности, приходишь к проразумению высокого смысла всех настоящих испытаний. Угасание духа веры в массах, принижение спасительных идеалов Церкви, забвение своего долга пастырями, умножение на этой почве беззакония и иссякание любви многих не могли не привести к тяжёлым последствиям. Во всяком организме угасание духа вызывает конвульсии. Слишком далеко стояли мы в нашей церковной жизни от заповедей Христа, от руководства учением св. апостолов, от заветов св. отцов, мучеников и исповедников. Тяжкие скорби стали необходимы, чтобы хоть таким путём обратить наше внимание на великий грех призванных к святости носителей имени Христова. Может быть, во всём этом уже начало суда Божия над грешным миром, надлежит же начаться суду с дома Божия (1Петра. 4, 17). Благословлять подобает Господа за ниспослание нам настоящих испытаний, направленных для пользы и спасения нашего, а не прыгать в паническом страхе в болото, где позорная гибель заранее обеспечена. Настоящие скорби можно рассматривать, как промыслительный отсев пшеницы от мякины, может быть, для нового доброго посева, а может быть, для создания кадров тех верных воинов Небесного Царя, коим предстоит противостать близящемуся царству сына погибели. Все же мы дадим ответ Грозному Судие и за уходящих по нашей вине, и за гибнущих вне спасительной ограды Церкви овец Христова стада, за угасание светильника Евангельской Правды и Света на земле. Задаётесь ли Вы, Ваше Высокопреосвященство, иногда вопросом, какие практические результаты принесла Ваша декларация? Знающие лично Ваше Высокопреосвященство держатся того мнения, что к принятию настоящего курса Вы понуждались самыми добрыми и чистыми намерениями. Вы думали путём делаемых внешних уступок доставить Церкви мир и спокойствие, в коих Она так нуждается для залечивания нанесённых ей врагами многих ран. Но не следовало при этом упускать из вида, что сколько бы не делать сатане уступок, он будет требовать всё новых жертв себе, ибо такова природа зла; что сила Церкви и источник Её постоянного обновления не вовне, а внутри Её самой и что наиболее победный путь Её именно тот, который внешне выражается иногда в значительных жертвах с Её стороны. Этими жертвами больше всего выявляется сила духа Церкви, степень горения в Ней благодати Христовой. Только слабодушием и отсутствием веры в победную силу благодати Христовой объясняются уклоны обновленцев, а может быть и декларация Вашего Высокопреосвященства. Оцените объективно, чего достигли Вы из того, что почитали полезным, «спасительным» для Церкви? До нас доходили слухи о данном, будто бы, Вам обещании освободить и возвратить из тюрем томящихся там пастырей — исполнились ли такие Ваши расчёты? «Легализация» рисовала перед Вами возможность мирного развития церковной жизни — не злой ли насмешкой кажутся теперь такие Ваши надежды? Вы собирали уже деньги на издание печатного церковного органа, — разрешили Вам его? Всё совершается совершенно обратно всем Вашим человеческим расчётам и упованиям. Последние храмы отбираются. Путём непосильных обложений, путем квартирных утеснений и путём всевозможных иных «нажимов» выживаются из сёл и удушаются в городах православные священники, и о таковом расчёте не стесняются откровенно заявлять представители власти на местах. Доходит до того, что за одно доказательство церковности даже рядовые крестьяне лишаются права пользоваться пайками в кооперации (вероятно, быть пайщиками кооперативов. — Ред.). А повсеместное открытое кощунство над святынями нашими. А возмутительная, связывающая каждый шаг духовенства на Украине, «регистрация», коей духовенство приравнено к уголовникам. А масса отдельных явлений, кои ещё недавно могли приниматься нами, лишь как бред сумасшедшего, настолько превосходят они границы мыслимого. Вот Вы мне указывали положительные стороны Ваших достижений: «Мы легализованы, мы свободно молимся, мы управляем...» Но мне как-то стыдно думать, что Вы это говорили не в шутку, настолько действительность зло подсмеивается над такими Вашими заявлениями. Простите, Ваше Высокопреосвященство, Вы совершенно не видите и видеть не хотите общей картины продолжающегося развала в Церкви. А положение таково, что все, ставшие на путь Вашей декларации, каким-то образом утратили стимул к жизни, как бы выдохлись, лишились энергии. Церковная жизнь у них протекает кое-как, лишь по инерции при полной неспособности чему-либо противостать. Таково настроение, как у пастырей, так и у мирян. Объясняется же это со стороны пастырей утратой твёрдой почвы под ногами, со стороны мирян — утратой доверия к личности Вашего Высокопреосвященства и иже с Вами иерархов. Неудивительно посему, что отстраняющееся от Вас меньшинство уверенно говорит об утрате Вами благодати. Об этом настало время крепко пораздумать, ибо на этой почве углубляется гнусная работа безбожников, и всё большее число низовой массы отходит от Церкви. О, Ваше Высокопреосвященство, пока не поздно, посмотрите к какой пропасти подвели Вы доверившихся Вам. И пока не поздно, торопитесь поправить свою ошибку! Неужели никогда мысль Вашего Высокопреосвященства не останавливалась над тем обстоятельством, что,разделяя своей декларацией пастырей на «легализованных» и «нелегализованных», бросая в сторону последних неправедное обвинение в контрреволюции, Вы тем самым поставляете всю ссыльную Церковь и оставшихся ещё на свободе некоторых иерархов и значительную часть остальных пастырей под постоянные удары подозрительной Советской власти, которая только и выискивает предлоги для большего умерщвления ненавистного для неё духовенства. Не тем ли объясняется «бессрочность» ссылки наших первоиерархов.Известно ли Вам, например, в каких невыносимых условиях живут два достойнейших носителя православного церковного сознания — «бессрочно» Патриарший Местоблюститель митр. Петр и митр. Кирилл, оба больные и загнанные в такие условия с несомненным жестоким расчётом? Не мелькнула ли когда-нибудь у Вас мысль о том, что «свободой и покоем» Вы пользуетесь за счёт медленного умирания неугодных первосвятителей наших?Если же подобная мысль хоть раз прожгла сознание Ваше, как можете Вы спокойно спать, мирно предстоять святому Престолу? Известно ли Вашему Высокопреосвященству, что введённая Вами новая формула поминовений многими называется провокационной... Ведь она служит для властей блестящим поводом к обвинению в контрреволюции всех не принимающих, хотя таковая формула отметается всеми по чисто догматическим убеждениям (ср. Ин. 5, 18). Вы как-то просмотрели, в каких целях была навязана (ведь, Вы не совсем по своей воле ввели её?) Вам «новая формула молитвенного возношения». Ведь она служит к очевидному выявлению приемлющих и не приемлющих Вашу декларацию, как известную церковную политическую платформу. Самое возношение Вашего имени, не будь декларации, не вызывало бы ни у кого возражений. Теперь же возношение Вашего имени в сознании верующих отождествляется с признанием декларации, почему и вызывает столько противодействий. Выступая со своей декларацией, Вы, может быть, не имели мысли навязывать её всем, (может быть, думали обмануть сатану, но его можно только отметать, но не обмануть), но помимо Вашей воли ловким маневром — введением формулы — достигается точное разграничение верующих, в результате коего может быть определенная формулировка обвинения со стороны известных органов: «вы не поминаете митр. Сергия, потому что не признаёте его декларации, а раз вы не признаёте декларации, вы — контрреволюционер». Знаменательно, что первым вопросом, заданным мне приезжавшим в Полой в 1928 г. агентом ГПУ был: «Как вы относитесь к декларации митрополита Сергия?» Вот какое, несомненно неожиданное для Вас положение устанавливается для Вас Вашим необдуманным шагом. Но ещё не всё я сказал Вашему Высокопреосвященству из того, чего ожидает от Вас Церковь, что почитает она долгом со стороны своего предстоятеля. Может быть, многим покажется то требование страшным, однако в декларации иерархов, приготовленной было для представления правительству в 1925 г., к нему частично было приступлено. И я, убогий, считаю, что Церковь не выполнила бы своего назначения в жизни, как хранительница Евангельской Правды, Истины и Любви, если бы не выступила со своим предостерегающим голосом против тех, проводимых новой культурой идей, кои насильственно внедряются в жизнь и ведут народ к аморализации. Церковь может и должна указать, что все мероприятия Советской власти, направленные, по-видимому, ко благу народа, но строящиеся на основе полного вытравления из души народа нравственных принципов, — являются постройкой на песке, ибо единственным зиждущим началом жизни является широкая любовь, а никак не насилие, злоба и ненависть, ведущие народ к одичанию и разложению. Идея устройства рая земного, без Бога в небе и без совести в душе, больше похожа на гримасу сатаны.Церковь повелительным долгом своим почитает не отказываться от попыток возвратить извращенное течение жизни к нормальному руслу. Опять-таки, это может быть сделано в формах совершенно приемлемых и потом не могущих быть рассматриваемыми правительством, как акт контрреволюции. Ведь, по существу, власть уже давно убедилась в аполитичности Православной Церкви и жалкие фразы отдельных представителей её о нашей контрреволюции являются лишь тактическим приёмом низкого пошиба. В случае же, если Советская власть, рассудку вопреки, будет упорно продолжать рассматривать Православие вообще, как контрреволюцию, ну, что же — пойдём на Голгофу. Предварительно же Церковь должна исполнить свой долг перед миром и в этом направлении — выступить с авторитетным словом предупреждения к погибающему народу! Вот путь, к которому Вы, Ваше Высокопреосвященство, призваны, на который Вы и согласились, раз решились воссесть на кафедре предстоятеля Церкви Православной в такой грозный момент Её истории. И Вы уже не можете быть вычеркнуты со страниц Её истории: или в сонм исповедников своих впишет имя Ваше Российская Церковь, или же отнесёт к числу изменников Её мироспасительным идеалам. Не выполните этого долга Вы, сделает это другой, но слово предупреждения, слово вразумления должно быть сказано Православной Церковью, хотя бы и врагам Её. Сделаете это Вы, Ваше Высокопреосвященство, и Церковь забудет все Ваши ошибки и заблуждения, она благословит Вас навеки. Во всяком случае, Ваша ближайшая задача — исправить причинённое Церкви зло путём отказа от ошибочных актов Ваших — должна быть Вами выполнена, иначе сами Вы рискуете оказаться за оградой Святой Православной Церкви. Ваше Высокопреосвященство! Не подумайте — я одинок, решившись выступить перед Вами со словом правды. Смею быть уверенным, что большинство ссыльных иерархов почти также мыслят разрешение созданного Вами невыносимого положения. Настоящий грозный момент истории Российской Церкви, если мы по достоинству не оценим его значения, может закончиться грозным приговором: Отнимется от вас Царство Божие и будет дано народу приносящему плоды Его. Да не будет же имя Вашего Высокопреосвященства заклеймено историей, как одного из гасителей Светильника Российской Церкви! Как-то не хочется верить, чтобы Ваше Высокопреосвященство продолжало упорствовать в своём курсе среди ясно выраженного общего возмущения им. И я — меньший из меньших иерархов Церкви, побуждаемый искренней любовью, как к Церкви Христовой, так и к Вашему Высокопреосвященству, дерзаю усердно умолять Вас: внемлите, Владыко, скорби и стонам верующих, кои отовсюду несутся к Вам, кои даже за полярным кругом не давали нам покоя, внемлите общему голосу верующего народа, каковый, несомненно, является и «голосом Божиим», трезво оцените отрицательные результаты Вашего курса; вглядитесь в открывающуюся перед Вами пропасть неизбежного раскола, ужаснитесь ответственности за угасание огня веры в массах, произведённое Вашей декларацией. Подумайте об ответственности Вашей перед историей и об ответственности на Страшном Суде Божием — и откажитесь от Вашего курса, от Ваших компромиссов; аннулируйте Вашу декларацию, как акт личного Вашего заблуждения и выходящий за пределы Ваших полномочий. Явите себя глашатаем Вечной Правды и истинной любви Евангельской перед миром; отбросьте человеческие мудрования и расчёты. Станьте на путь твёрдого исповедничества во имя Христово. Не бойтесь возможности горших скорбей и испытаний для Церкви (они неизбежны, и Ваши компромиссы лишь принижают их значимость), ибо Церковь возликует, идя вслед за сим на новую Голгофу, и даже в страданиях своих благословит имя Ваше, зная, что главнейший источник разлагавшего Её начала Вами уничтожен. Но, увы, если Вы, Ваше Высокопреосвященство, станете упорствовать в Вашем курсе и открыто пренебрежёте голосом Церкви, то она, продолжая свой крестный путь, откажется от Вас, как соучастника с Её распинателями. Большинство ссыльных иерархов до сих пор не предполагали, что в действительности Вы, и Ваши единомышленники ушли гораздо дальше, чем мы в состоянии были предполагать, что Вы перешагнули далеко за намеченную Вами черту, и дальше путь Ваш идёт уже с очевидным уклоном по направлению за ограду Церкви. Постепенно истина эта открывается для всех. Мы все остановились, не идя с Вами, и продолжаем умолять, звать Вас вернуться, вновь соединиться с нами... Но ведь жизнь не может остановиться и мы вынуждены идти своей дорогой... Мы умоляем, зовем Вас, Владыка, мы всё ещё возле Вас и готовы подать Вам руки... Если Вы всё же не внемлите, не возвратитесь, то, пойдёте Вашим уклоном дальше, но без нас. Епископ Дамаскин.
|